Повести и рассказы писателей ГДР. Том II

Как только мы построили деревянные хибары, которые должны были служить нам жильем, мы разобрали палатки и отправили лесорубам — они уже давно их просили. Лесорубы постоянно кочевали с места на место, понятно, мы уступили им палатки. Группа, в которую входили мы со Стефом, в это время начала рыть траншеи для водопровода и электрокабеля. Лес ужо редел. Обозначилась гигантская просека. А мошкара, видимо, решила окончательно разделаться с нами; нас терзали все виды слепней и комаров, все, какие есть в природе.

Сначала мы работали в рубашках. Мы исходили потом, и когда кто-то снял рубаху и в ярости отшвырнул ее, все сделали то же самое. До этого мошкара, которая роилась вокруг каждого из нас, довольствовалась нашими головами и руками. Теперь же она впилась в обнаженные спины. И хотя мы постоянно двигались, комары находили участки кожи, малоподвижные даже при самой большой нагрузке: па плечах, шее, лбу, груди, руках, спине.

Чтобы как-то спастись от паразитов, мы стали элегантно пританцовывать. Мы уже не стояли прочно на земле, равномерно распределяя вес на обе ноги; мы пытались ускорять движение корпуса: прыгали туда и сюда, выпрямлялись больше, чем требовалось. Время от времени мы нещадно хлопали себя то по одному, то по другому месту и по-идиотски трясли головой. Но это не спасало нас и на несколько секунд. А мошкара быстро приспособилась к ускоренным движениям: она кружилась медленнее, зато впивалась в нас уверенно и прочно.

Мы смекнули, что относительно равномерное движение вообще не препятствует паразитам. Итак, работаем неритмично. В течение одной или двух минут мы выкладывались полностью, напрягаясь до последних сил. Затем слова еле-еле двигались. Могло показаться, что каждое движение доставляло нам неизмеримое удовольствие, так мы его замедляли. На самом же деле наши легкие хрипели, икры ног судорожно напрягались, сердце бешено колотилось. Затем мы снова начинали вкалывать как одержимые. Ясно, что такая работа изматывала. Мы пытались с маху прихлопнуть друг на друге побольше комаров. Боль от укусов удваивала ярость; поэтому врезали — будь здоров. Но мошкара не отступала. Как только мы брались за лопаты или кирки, она снова впивалась в нас; и там, куда хлопнешь приятеля, оставались маленькие кровяные пятнышки.

И все вместе — запах пота, жажда, изнеможение, густой, сладковатый и вместе с тем горький воздух, — все это привлекало новые тучи мошкары.

Как-то появился Пращур с канистрой смазочного масла.

— Оно отпугивает паразитов, — заявил он, — этой вони они не выносят.

Мы смазали каждый сантиметр обнаженной кожи от нас воняло на десять миль вокруг. На какое-то время мы получили передышку. Но обильный пот смыл масло, и спустя полчаса комариная пытка качалась снова. Вдобавок ко всему от нас нестерпимо несло смазкой, а на следующий день еще прибавились пузыри от солнечных ожогов.

Как раз в эти дня и сбежал Дитер Вейзе. Мы тут же созвали общее собрание нашей группы Союза свободной немецкой молодежи. Мы все были членами СНМ, и уже на завтра после прибытия наше руководство приступило к работе. В него входили Стеф. Мальчонка, черноволосый упрямей, Гейнц Малов, бледный, в очках, умный до ужаса и Бернгард Клеттерер. Вскоре мы его прозвали просто Колючкой, так как он имел привычку свои логичные и неожиданные аргументы заострять фразой: «Подчеркиваю это со всей резкостью». Колючку мы выбрали секретарем группы.

Он стоял перед нами, упираясь кулаками в грубые доски стола, и говорил:

— Товарищи, сбежал Дитер Вейзе. Он предал нас, перешел на Запад. Вот его членский билет.

Он взял маленькую голубую книжечку и медленно перелистал ее. Его голос звучал сухо, твердо и серьезно.

— Вейзе… — сказал он, а Гейнц Малов протяжно добавил своим нежным, напевным голосом — это прозвучало, как музыкальное сопровождение:

— Ренегат Вейзе…

Колючка продолжал без паузы:

— …член СНМ…

— Бывший член СНМ!.. — рявкнул Ножик.

— …с 1950 года… — добавил Колючка. — Он регулярно платил членские взносы. Билет нашли под его одеялом.

— Долго толковать не будем, — заявил Готфрид Линдерман, долговязый парень, голосом, скрипевшим, точно ржавая жесть, — исключить его.

— Исключить! — прорычал Ножик.

Колючка закрыл книжечку, положил ее на стол, вынул из папки сложенный лист бумаги и сказал:

— Вместе с билетом лежало письмо. Я его зачитаю.

— Мы не желаем слушать! — гаркнул Ножик.

Колючка развернул листок:

— В письме говорится… — И он стал читать: