Повести наших дней

— Вольно, товарищ рядовой! — сказал он ей. — Вы так красивы в этом платье, товарищ рядовой, что я растерялся и не знаю, куда вас поцеловать.

Лидия Наумовна пальцем ткнула в щеку… А потом они там, все на той же открытой веранде, весело и долго смеялись.

Костя дальше писал, что лучше в такую минуту оказаться глухим и слепым!

Смятение Кости заметила мать Саши Дударева и сказала:

— А вы не глядите туда. Ничего там хорошего… К ним гости приезжают такие же: все на кольцах подтягиваются да с гирьками играются. Поглядишь — и подумаешь: силы наберут, возьмутся за дело и гору сразу снесут… А оказывается, что упражнения им нужны, чтобы больше съесть и чтобы не стареть…

Письмо Кости заканчивалось так:

«Папа, помнишь, мы с тобой говорили о больших матерях. Мы тогда вспомнили о многих из них: о матери из драмы Карела Чапека, о горьковской матери и о матери Олега Кошевого… Ты несколько раз говорил мне, что́ общее у этих больших матерей — отрешенность от мелких побуждений, от мелкой опеки над своими детьми; сердца у этих матерей чутки только к высокому долгу, а глаза их, повинуясь зову сердца, всегда выбирали ту дорогу, которая вела к правде… Я больше ничего не скажу: ты и сам поймешь, чего не досказал…»

…Следующей разноской почтальон доставил мне еще одно письмо от Кости, и опять из Приазовска. Оно было коротким и веселым. Я приведу его полностью: