Апто пожал плечами, но капли пота усеяли верхнюю губу, словно пьяные от росы мухи.
- Ты, Бликер, - сказал Крошка, - ты рассказываешь. Кажись, твоя история стала интересной. Наконец-то.
- Вся в синяках, - подхватил я, - и уже не дева...
- Стоп, - взвился Крошка. Искры костра обрамляли его медвежью фигуру. - Ты не можешь просто пропустить, если хочешь пережить ночь. Разочарование сродни смертному приговору. Разочаруй меня и умрешь, поэт.
- Я тебя тоже убью, - сказал Комар.
- И я, - добавил Блоха.
- Певуны, вы жалкий сброд, - сказала Пурса Эрундино.
Три физиономии исказил шок.
Моргая и подмигивая, Щепоть покосилась на братьев. - Чего? Кто что сказал?
- Я назвала твоих братьев жалкими.
- О. - Щепоть снова поникла.
Крошка уставил на Пурсу тупой палец. - Ты. Смотри у меня.
- Ага, - сказал Блоха. - Смотри у меня.
- И у меня, - сказал Комар. - Ага.
- Самая очаровательная сила воображения, - сказала Пурса, - это способность намекать не называя. Таково истинное искусство танца. Исполняя, я соблазняю, но мне не приходится лично рыться в ваших денежных мешках. Они звенят сами собой.
- Ты сделала себя приманкой! - прогудел Тулгорд.- И хуже. Скажи, женщина, сколько убийств за твоей спиной? Сколько разбитых сердец? Люди начинают пить после многолетнего воздержания. Вообразив себя соперниками, хватаются за ножи. Сколько прочных браков ты разрушила, обещая и не исполняя? Не нужно было тебя исключать - ты здесь хуже всех.
Пурса Эрундино побледнела, слушая речь Смертного Меча.
И тогда заговорил я, движимый чувством долга. - Трусливая атака. Позор вам, сир.
Рыцарь застыл. - Плети тщательнее, поэт. Объяснись немедленно.
- Трагедии, о коих вы говорите, не стоит бросать к нежным ногам нашей госпожи. Всё это лишь ошибки, свойственные людям, когда они пересекают гибельную линию между слушателем и артистом. Искусство принадлежит всем, но магия его таится в создании иллюзии, будто оно создано для вас и только для вас. Будто обращено лишь к вам. Таков дар искусства. Понимаете, рыцарь? Здесь нужно восхищаться, не злиться. Едва зритель, впадая в ужасный самообман, пытается присвоить себе принадлежащее всем, как свершается великое преступление, творится полная эгоистичной наглости кража. Еще до выступления госпожи Эрундино наш зритель питал гнуснейшие надежды. Но как он посмел!? При виде преступления столь дерзкого остальным обожателям актрисы подобает стать меж тем человеком и госпожой Эрундино.
- Что вы и делаете, - заметил Апто Канавалиан (он был по - своему мудр, этот почтенный, интеллектуальный и ох, сколь приметливый критик).
Мой кивок был едва заметен.
Заметно смутившись, Тулгорд хмыкнул и отвел глаза, кусая губы под пышной бородой, неловко дергаясь и переступая ногами. Наконец, он нашел себе объект заботы в виде левой наручной пластины доспеха, которую принялся закреплять, тихо бурча под нос. Да, можно было смело утверждать, что смущение его стало заметным.
- Я все еще хочу подробностей, - нагло взглянул на меня Крошка Певун.
- Будучи сладкой девой, она, разумеется, не смогла бы сочинить ни единой строфы о любовных дерзаниях...
- Чево? - встрял Комар.
- Ничего не знала о сексе, - перефразировал я.
- Так зачем вы это делаете? - не унимался Апто.
Я чуть помедлил, отдавая дань его жалкой, лисьей попытке выразить человеческое сочувствие. - Делаю что?
- Усложняете.
- Наверное, я по натуре сложный человек.
- Но если слушатели лишь морщатся и щурятся в недоумении - к чему стараться?
- Увы мне, - воскликнул я. - Вот передо мной стоит избранный судья, совершенно не ведающий о магических свойствах языка. Простота, смею заверить, ужасно переоценена. Разумеется, иногда грубость оказывается кстати, но ценность сих мгновений определяется способностью удивлять, а удивление не родится, если все слова одинаково банальны...
- Ради милостей Худа, - зарычал Крошка, - давай к прежней простоте. Девка ничего не знала и воину-Фенну пришлось обучить ее путям праведным. О чем и хочется услышать. Как они вознеслись в небеса и так далее. - Он взглядом метнул Апто безмолвное, но несомненное предупреждение, и тупая простота в очередной раз пробудила остроту, разжигая искру заботы о жизни. Короче говоря, громила напугал критика до опупения.
Я продолжил: - Итак, нужно вернуться назад, к мгновению, когда они встали лицом друг к другу. Страсть охватила его стихийным пламенем ...
- Что, опять стихи? - заныл Комар.
- ... но Фенн обнаружил изрядное мастерство...
- Изрядное, ага! - Крошка улыбнулся крошечной улыбкой.
Из темноты, со стороны фургона донесся голос мастера Маста, тяжелый как гравий. - Это важнейшая деталь, смею думать.
Тогда я обернулся и различил призрак лица за призрачной тучей трубочного дыма, заметил и мгновенный блеск - то ли глаза, то ли зуба.