Повести о Бочелене и Корбале Броче. Часть вторая

Опустелла выползла из канавы, разбитые губы расползлись в зловещей улыбке, глаза устремились к Ниффи. - Всё мне одной! - прокаркала она, приближаясь. - Я не стану тебя есть, милый! Я даже не голодна!

Несчастный поэт, трижды именованный Творцом Столетия, поднял ободранную голову. Лицо лишилось последних остатков благообразия, все черты перемешаны и неловко сложены в некую смоляную маску. Кровь запеклась на подбородке, облепила края раззявленного рта. По сторонам кривого носа глаза вращались каждый сам по себе, безуспешно стараясь найти правильное положение. Если считать, что в коробке за орбитами что-то еще было, то безнадежно и беспорядочно перемешанное. От соплей из запекшихся ноздрей до слепленных клочков волос, он поистине был человеком без свиты. И правда, лишь одна мертвая карга предлагала ему беспокойную преданность.

- Дело в яйцах, - прошептал он.

Тут даже Опустелла замерла.

- Я был так голоден. И мог думать только о... о яйцах! Положенных на горячий камень, запеченных на солнышке! - Дрожащие пальцы коснулись рта и он задрожал, словно эти пальцы не принадлежали ему. - Те сказки. Отродье дракона, запертое в гигантском яйце... какая дурость. Я... я даже не люблю мясо. Но яйца - это совсем другое! Словно еще не рожденная идея. Яйца я могу есть.

Я так хотел их! Он украл деву. То есть Монстр в Яйце. Украл... украл в ночи! Я старался вас предупредить, точно старался. Но вы не стали слушать! - Он уставил палец в сторону Опустеллы. - Ты! Ты не желала слушать! Я исписался, разве не видно? Почему я хватался за любую детскую сказку? Потому что всё - всё - ушло!

- Я буду твоим яичком, милый! - Она схватила камень и ударила себя в висок, породив странный глухой шлепок. - Разбей меня, дорогой! Видишь? Это просто!

Как вы можете вообразить, все мы с болезненным восхищением взирали на сцену и странную логику разыгрывавшейся пьесы. Мне вспомнился кабал поэтов Арена, живших несколько столетий назад. Они принимали все виды галлюциногенов ради искаженного поиска просветления, но только заблудились в личных странностях смертных мозгов и смогли найти лишь собственные пупы (для чего никакие галлюциногены не надобны).

- Пошла прочь.

- Сладкий! (шлеп-шлеп) Возьми мой камень! (шлеп-шлеп) Ты сможешь! (шлеп-шлеп) Это просто!

Как выяснилось, даже Ниффи не жаждал узнать, что скрыто в черепе поклонницы. Нет, он прошептал: - Кто-нибудь, остановите это. Прошу. Кто-нибудь. Прошу...

Смею предположить, что смысл его жалких стенаний состоял во вполне естественном желании убрать Опустеллу с глаз долой (и его глаз, и глаз остальных), за каковое намерение Ниффи заслуживал искренней симпатии. Однако, по неведомой причине (ох, какой я лжец, не правда ли?) Тулгорд Мудрый неверно истолковал Великого Творца и ответил ударом клинка между лопаток. Острие вырвалось из груди Ниффи с потоком крови и осколками костей.

Глаза Ниффи прекратили состязаться, он осунулся, тяжело повиснув на мече. Тулгорд с кряхтением вытащил меч. Поэт упал во прах, подняв облачко пыли.

Опустелла застонала. - Пальчик мой!

Видя, что его губы еще шевелятся, я придвинулся - осторожно поглядев на Тулгорда, однако тот уже деловито чистил клинок в песке - и склонился совсем близко. - Ниффи? Это я, Бликер.

Внезапный ужас воспламенил его глаза. - Яйца! - выдохнул поэт. - Яйца!

И тут же помер с необычайно радостной улыбкой.

Такова судьба всех людей искусства, безудержно крадущих вдохновение? Разумеется, нет, и позор вам за одну мысль.

Наша семья поистине рассеялась. Но утро выдало еще не все откровения, ибо в тот миг Здраворыцарь Арпо Снисходительный сел, смаргивая капли густой слизи. Трещина в голове сочилась розовыми слезами, но ему было все равно.

- Кто одел меня? - вопросил он странным голосом.

Апто Канавалиан поднял глаза, взор его был печальным и отсутствующим. - Ваша мать?

Арпо встал, весьма неловко, и неуклюже схватился за пряжки доспеха. - Это мне не нужно.

Бедная Опустелла поползла, добралась до рассеченной груди Ниффи Гама и задумчиво лизнула кровь. - Посмотрите, - пробурчала она, - никакого вкуса.

- Здраворыцарь, - сказал Тулгорд, - вы помните, что случилось?

Тут Апто Канавалиан вздрогнул и уставился на Смертного Меча в ужасе, смешанном со жгучей ненавистью.

- Кровь засохла, - отвечал Арпо. -Жалкие говнюки. После всего, что я им сделал. Открыть водяные врата! Кто мочился на алтарь? Это был демон? Ненавижу демонов. Смерть всем демонам! - Он сумел снять кольчугу, и она упала в сторону золотым звенящим каскадом. - Все псы отныне должны ходить задом наперед. Вот мой декрет, и делайте что хотите. Вырвать по глазу у каждой кошки и сложить в корзину... разумеется, я серьезно! Не кошек в корзину, а глаза. Какая трагедия - псы не могут видеть, куда идут задом. Поэтому мы...

- Здраворыцарь!

Арпо засверкал глазами. - Кто ты, во имя Фарла?

- Неверный вопрос! - рявкнул Смертный Меч. - Кто ты?

- Вот так так! И что это такое?

Все смотрели на вещь, которую Снисходительный сжимал в руке.

- Это ваш пенис, - сказал Апто Канавалиан. - Если мне позволено судить.

Арпо опустил глаза. - Вот и объяснение всему. Не так ли?

***