Лично я не усмотрел в его речах юмора. Так или иначе, Арпо (или тот, кто вселился в его тело) весь сосредоточился на своем открытии и вскоре запачкался. Брови взлетели, он улыбнулся и начал снова. - Я могу весь день. Скажу прямее: так и будет!
Со стоном отвращения Тулгорд пошел седлать коня.
Сардик Тю хлопнул в ладоши. - Отлично! Думаю, сегодня как раз тот день!
Крошка рыгнул. - Лучше бы нет. Мы не услышали конец истории Бликера, и он не уйдет, не досказав.
- Славный сир, - начал я. - Шаги солнца медленны, так что не бойтесь, итог будет подведен.
- Если мне не понравится конец, ты мертвец.
- Ага, - встрял Блоха. Да ну его.
Я тщательно избегал острого взгляда Пурсы, но попадал под пронизывающий взгляд Щепоти. Женщины так назойливы, это сводит с ума!
Будто продрогнув, Апто Канавалиан закутался в плащ и встал рядом. - Бликер, не возражаете?
- Бреша Фластыря вам не стоит бояться, сир. - Я возвысил голос. - Это верно, Бреш?
Лицо юного поэта исказилось. - Я просто хотел справедливости, Бликер. Скажи им. Честности. Я заслужил. Мы с тобой. Скажи им.
- Бреш, он рядом со мной.
- Я с ним не говорю.
Апто махнул рукой, явно желая, чтобы мы отошли в сторону. Я огляделся. Мастер Маст вновь показался с горшком чая. Сардик Тю протянул свою чашку дрожащими руками, Пурса Эрундино натянуто улыбнулась слуге, подошедшему к ней первой. Лицо распорядителя на миг омрачилось. Щепоть сплетала нечто сложное из веревочных петель, что напомнило мне солярный ритуал одного отсталого клана эрлийцев - они вешают на деревья символические амулеты, намекая, что в древности не прочь бывали развесить на них кое-что покрупнее. Братья Певуны кидались камешками в голову Опустеллы, хохоча, когда удавалось попасть. Неупокоенная поклонница даже не замечала, усердно поедая сердце Ниффи Гама. Стек Маринд упорно смотрел в угасающий костер, на угли и адски горячие косточки.
Арпо Снисходительный перетрудился над пенисом и ныне качал его влево-вправо с безнадежным энтузиазмом ненасытной невесты.
- У нас есть немного времени, - заключил я. - Давайте, сир.
- Я никогда не хотел быть судьей, - сказал Апто, когда мы отошли шагов на двадцать вперед всех. - Мне не следовало здесь появляться. Знаете ли вы, сколь тяжко быть критиком?
- Ну, нет. Неужели тяжко?
Мужчина дрожал на жуткой жаре, я даже заподозрил, что он болен лихорадкой. - Если бы мы могли то, что можете вы, стали бы мы... Как думаете?
- А.
- Это как разница между неловким юнцом и опытным любовником. Мы ретиво наскакиваем, тогда как вы способны поработить женщину на целую ночь. Говоря правду, мы вас ненавидим. В темных расселинах наших разбитых душ кипят презрение и зависть...
- Я не склонен видеть это в таком свете. Есть много сортов таланта. Острый глаз и мощный разум, да, они достаточно редки и ценимы. Ваш взгляд - наша награда.
- Если вам нравится то, что мы говорим.
- Поистине. В ином случае вы идиоты, и нам бывает весьма приятно это сказать. Покамест, - заключил я, - здесь произошло слишком мало необычного и выходящего за рамки.
- Верно правильно, как есть. Вот сам наш нынешний разговор.
- То есть?
- Совершенно лишенный глубин, касающийся философских предметов с бережностью боевого молота. Повторение очевидного. Видите, как высоко поползли мои брови, показывая незаинтересованность? Итак, как вы думаете, на что я намекаю, делая все эти заявления?
- Ну... подозреваю, вы намекаете, что умнее меня...
- Уж точно острее, тупой вы неумеха. Я мудрее, мой взор пронзительнее, я с высоты обозреваю ваши неловкие маневры с полным презрения снисхождением.
- Уверен, вы имеете право так думать.
- Не чувствуете уколов ненависти?
- Ах, любой мудрый творец - а некоторые из нас мудры - имеет отличный ответ, годный для всех смутных мотивов, лежащих за облыжными обвинениями.
- Неужели? Какой?
- Ну, прежде всего позвольте заверить, что это никоим образом не касается лично вас, к кому я ощущаю симпатию и растущее уважение. Иначе говоря, э, мы ведем рассказы сходным образом, торопясь язвить и мучить нечастных говнюков необузданным и беспощадным презрением.
- Эго защищается...
- Возможно, но я вполне готов назвать это злобой.
И Апто, критик, коего я нахожу и достойным и привлекательным (о шок!), усмехнулся. - Буду ждать окончания вашего рассказа, Эвас Дидион Бликер, и будьте уверены: я рассмотрю его со всем тщанием, вынося решение о звании Величайшего Творца Столетия.
- Ах да, награды. Апто Канавалиан, верите ли вы, что искусство имеет значение для реального мира?
- Вот это поистине трудный вопрос. Прежде всего - чье искусство?
Я лишь пожал плечами. - Прошу, не спрашивайте.
***