Повести о ростовщике Торквемаде

Когда последний визитер скрылся за дверью, великий человек с облегчением вздохнул, наслаждаясь покоем в кругу семьи. Но не долго длилось его блаженство, — Крус и Фидела открыли враждебные действия. Фидела молчала, поддерживая сестру лишь взглядом, а Крус с непринужденным высокомерием начала разговор. При первых же словах дон Франсиско побледнел и в сильнейшем нервном возбуждении принялся жевать седую щетину усов, между тем как пальцы его то судорожно сплетались, то цепко впивались в колени. Какой новый сокрушительный удар подготовила Крус против его накопленных, или, вернее, награбленных грошей? Свояченица, по всему видать, задумала на этот раз нечто ужасное и неслыханное; скряга сжался в комок от страха, точно дом грозил рухнуть и похоронить его под обломками.

В погашение долга герцогов Гравелинас дворец, оцененный в десять миллионов реалов, первым пойдет в продажу с аукциона. Полагая, что на покупателя трудно рассчитывать, если только на герцогское поместье не точит зубы Монпансье или другой отпрыск королевского дома, заинтересованные лица предприняли шаги, чтобы уговорить правительство приобрести дворец и разместить в нем учреждения Совета министров. Такое прекрасное и величественное поместье могло перейти только в руки правительства или какого-нибудь принца. Новая блажь этого дьявола в юбке, старшей в роде Агила, пытающейся навязать свою волю человеку практичному и преимущественно здравомыслящему! Судите об ее дерзких замыслах по ответу дона Франсиско, который, задыхаясь, глотал слюну, казавшуюся ему горше желчи.

— Да вы что, с ума обе сошли или задались целью меня отправить в дом умалишенных? Чтобы я приобрел дворец Гравелинас, эту резиденцию коронованных принцев… чтобы я его купил!.. Если папский нунций отказывается…

Тут дон Франсиско разразился таким насмешливым хохотом, что домоправительница на миг смутилась: по-видимому, на этот раз будет трудновато сломить сопротивление взбунтовавшегося подданного. В первый момент, когда нож вонзился в тело скряги, он, чувствуя твердую почву под ногами, запыхтел и застучал кулаками по столу с такой силой, что мог бы навести страх на любого человека, не обладавшего стойким духом свояченицы.

— А ты что скажешь на это? — спросил дон Франсиско жену.

— Я?.. Ничего. Ведь на покупке герцогского поместья, включая дворец и угодья, ты заработаешь золотые горы. Покупай дворец, Тор, не прибедняйся. Давай я сделаю тебе подсчет и докажу, что эта покупка обойдется тебе всего-навсего в шесть миллионов.

— Легче, легче. Ты-то что в этом смыслишь?

— А что значит для тебя шесть или десять миллионов?

Дон Франсиско с негодованием уставился на жену и зарычал, точно озлобленный пес; но когда первый яростный приступ скупости прошел, бедняга упал духом, чувствуя себя жалким, беззащитным животным, угодившим в капкан, откуда не было надежды выбраться. Убедившись, что битва выиграна, Крус из сострадания к побежденному принялась ласково убеждать его в неоспоримой выгоде такой покупки.

— Вздор, вздор! Ну что ж, пойдем по миру… — с горьким юмором отвечал скупой. — Сорок веков взирают на нас с колокольни Сан-Бернардино. Ладно: будем жить во дворцах. Ах, где ты, мой домишко на улице Сан Блас, повидать бы тебя хоть разок! Дайте знать в похоронное бюро, пускай готовят гроб, я сегодня умру. Этого удара я не переживу! Я ведь так и сказал в своей речи: «Это убьет то…» Но позвольте спросить вас, сеньоры из дворцов и с коронами на голове, чем мы заполним залы, огромные, как ипподромы и коридоры, более длинные, чем великий пост?.. Ведь все должно соответствовать…

— О, это проще простого, — спокойно ответила Крус. — Вам известно, что на прошлой неделе скончался дон Карлос де Сиснерос.

— Да, сеньора… и что же?

— Его картинная галерея продается с торгов.

— Галерея? А на что мне, спрашивается, галерея?

— Речь идет о картинах, конечно. Это первоклассные полотна, достойные королевского музея.

— И я должен их купить… я! — заикаясь, прошептал дон Франсиско, у которого от неожиданного удара помутилось в голове.

— Вы.

— Ну конечно, Тор! — подхватила Фидела. — Я так люблю хорошие картины. А у Сиснероса великолепные полотна итальянских, фламандских и испанских мастеров. Не дури, ведь это те же деньги!

— Те же деньги, — повторил скряга, уже утративший способность соображать.

— Разумеется, когда вам больше не захочется иметь у себя картины, вы продадите их в Лувр или Национальную галерею, они на вес золота ценят Андреа дель Сарто, Джорджоне, Гирландайо, Рембрандта, Дуэро и Ван-Дейка…

— А что еще?

— Для полного комплекта вам следует приобрести также оружейную палату герцога, представляющую огромную историческую ценность; как я слышала, ее оценка невелика.

— Невелик и профит от этого железного хлама. Позвольте спросить, на что мне сдалась ваша оружейная палата?