Повести. Рассказы

Не улыбнулось ему счастье, но зато теперь повезло сыновьям. О Викторе недавно в московской газете писали: работник стоющий, сталь хорошую быстро плавит. И Георгий на большой стройке уважаемый человек, новую машину ему доверили.

Первый раз чувствовала себя мать счастливой…

7

Все-таки удивительная сторона — Северный Кавказ! Особенно она удивительна своей неповторимостью, озорным своеволием: только что светило солнце, такое яркое и теплое, и вдруг сорвался снег. Набежали неизвестно откуда черные с белой зловещей каймой тучи, и повалил снег. Густой, лопушистый. Прямо на глазах белели деревья вдоль дороги, поля. Белыми, толстыми стали провода, дрожали не то под тяжестью снега, не то от холода.

Все побелело вокруг, а вода в капало, над которым мы ехали, потемнела, потому что снег не мог справиться с нею, не мог ее выбелить — падал в канал и погибал, сам превращался в темную воду.

С асфальтом, по которому мчались машины, снег тоже не справлялся — машины быстро размалывали его, превращали в воду, и от нее блестел асфальт, становился будто на зло хмурому небу веселым.

Резиновые дворники поскрипывали, покряхтывали, борясь с хлопьями снега, которые яростно летели нам навстречу и хотели залепить наглухо ветровое стекло, сделать автомобиль слепым.

Вскоре мы свернули с асфальта, поехали другой дорогой, на время отдалились от канала.

— Хорошо-то как, — сказал Георгий Федорович, — люблю, когда идет снег. Люблю его чистоту и покой. Даже когда метет метель, ни зги не видно — все равно покой и благодать на земле. Дышится легко.

— Мне почему-то в метель тревожно. Сердце ноет, на душе тоскливо.

— Что верно, то верно — тревожно, но тревога-то какая-то приятная, умиротворяющая. Я что-то не то говорю? Не логично получается?

— Не знаю. Для меня не логично, а для вас, вероятно, логично. У людей это бывает иногда.

— Бывает, — вздохнул Георгий Федорович, — еще как бывает… А снежок этот ненадолго выпал. Чуть солнце глянет, и нет его. Или туман к вечеру падет на землю и съест снег. Грязь от него одна останется. Развезет степные дороги, раскиснут наши дамбы. Ни пройти, ни проехать. И на распределителе Широком будет худо. О-хо-хо, как будет худо. Работа — тонкая, кропотливая, а как ее в такую погоду выполнишь? И ждать хорошей погоды некогда… Хотел я поставить на этот участок опытных наших мастеров, а потом решил молодежь готовить к сложным, трудным делам. И поручили мы участок двум молодежным экипажам. Неделю они уже работают. Надо заехать, посмотреть, как там у них.

Наша «Волга» свернула с широкой дороги на проселок и пошла по белому снегу, оставляя позади себя черную, размолотую глубокую колею, бросая назад, на белый снег комья жирной грязи.

Труднее стало вести машину — того и гляди, забуксует или сползет в кювет, натужно гудел мотор.

Справа потянулся распределитель Широкий. Без воды, с перекосившимися бетонными сооружениями, с провалами, он являл печальное зрелище. Казалось, что здесь произошло недавно землетрясение.

— Это самый неблагополучный участок. Видите, что наковеркало. Уж очень здесь грунты неподходящие для открытых каналов.

Шофер с трудом подрулил к вагончику, стоявшему в стороне от дороги.

Вдали маячила стрела экскаватора. Меся жестокую грязь, работал бульдозер. Георгий Федорович вышел из машины. Поеживаясь от холода, перебираясь с кочки на кочку, с трудом пробрался к вагончику. Остановился у лесенки, поискал скребок, чтобы очистить ботинки, не нашел его, сокрушенно покачал головой и поднялся на площадку. Посмотрел на экскаватор, вздохнул:

— Не работает. Дело табак.

В вагончике за столом у окна сидел прораб — молодой человек невысокого роста в тирольской шляпе, в наброшенном на плечи демисезонном сером пальто. Увидя Бормотова, он как-то нехотя, а может быть, устало поднялся ему навстречу. Протянул руку.

— Садись, Володя, садись. Ты что, ночь плохо спал или заболел? — спросил Георгий Федорович, расстегивая пальто и присаживаясь к столу. Бормотов хотел разговаривать с прорабом спокойно, отечески, но это ему плохо удавалось: — Глаза у тебя красные… Небритый… В вагончике грязь, собачий холод. Что случилось?

Прораб молчал.

— Экскаватор почему стоит?

— Ребята приходили погреться, перекурить…

— Это хорошо, особенно в натопленном вагончике. — Георгий Федорович овладел собой. Уже не хмурился. — Ну, и согрелись?.. Что ж, неужели ты бессилен что-нибудь сделать и обогреть этот вагончик?

— Вам легко говорить, а у меня… руки у меня не поднимаются, — раздраженно сказал Володя, встал, надел пальто, прошелся по вагончику.

— Та-а-ак, руки не поднимаются, а я-то думаю, почему экскаватор топчется на одном месте? По моим расчетам, ему давным-давно пора работать за перекрестком дорог, а вы…

— По расчетам — должны, а на деле не получается. Землю то примораживает, то дождем расквашивает, а работа, сами знаете, ее бы вручную делать лопатами, а не экскаваторными ковшами.

Бормотов встал, выпрямился, глянул сверху вниз на Володю:

— Значит, инженер, лапки кверху? В теплую квартирку потянуло, под крылышко к женушке?

— При чем тут женушка?!