Читаем Повести разных лет полностью

Т и ш к а (испуганно). Витька, сердитый старик идет!

В и т ь к а. Врешь! (Оглянулся, заторопился.) Верно. Слушай, Тишка, ты с дедушкой иди домой потихоньку, а мне надо еще в одно место съездить… (Уезжает.)

Т и ш к а. Да-а, так я и остался! (Убегает.)


С у р о в ы й  с т а р и к, прямой и высокий, с толстой палкой в руке, подходит к скамье и молча садится поодаль от Ченцова. Тот увидел его, приветливо закивал головой. Суровый старик сдержанно кивнул в ответ.


Ч е н ц о в. Рыбы, я говорю, на этом дне видимо-невидимо. Ежели бы я хоть был с бреднем…


Подле скамейки вдруг оказывается  Р е б р о в, худенький, в выцветшей инженерской фуражке; розовое с кулачок личико.


Р е б р о в. Так что тогда? Здорово, Ченцов, знаменитый слесарь! Все хочешь жизнь вернуть? Зачерпнуть ее с самого дна своим худым решетом? (Хлопает его по плечу и садится.) Ты что не поехал к сыну? Теперь твой Сергей в Сибири большой начальник. Уж мы без него будем немцев в пруду топить. Чего смеешься? Я верно говорю.

С у р о в ы й  с т а р и к (мрачно). Отстань!

Р е б р о в (с живостью оборачивается к нему). А, и ты здесь, стражник. Смотри, завод-то прокараулил, сегодня последнее увезут. Двести лет стоял с хвостиком, а сейчас — фьюить, только хвостик его и видели.

С у р о в ы й  с т а р и к. Отстань, собачий хвост!

Р е б р о в. Да ты чего ругаешься-то? Я какой человек? Я тебя за твои угрозы!.. (Отодвинулся, увидел еще двух стариков, идущих по набережной.) Вон и свидетеля два идут… Эй, праведники, сюда!


Подходят хромой  Е г о р ы ч  и бодрый, крепкий на вид старик  Л и а н о з о в. Ребров с готовностью уступает им место между собой и Суровым стариком.


Садитесь, почтенные, гостями будете. Садись, Егорыч, в одной ноге и полправды нет.

Л и а н о з о в. Все суетишься, рассылка.

Р е б р о в. Если завод уезжает, да об каждом надо похлопотать, порадеть, из управления в завком сбегать, из завкома в партком, из парткома в райком, из райкома в горсовет, из горсовета своим ходом на станцию…

Л и а н о з о в. Замолол! А тебя, значит, с собой не берут?

Р е б р о в (с накипевшей обидой). Я сам не еду. Пусть попробуют без Реброва. Это куда годится — старослужащего оставлять!

Л и а н о з о в. Ничего не поделаешь, Ребров, нас с ним тоже не взяли.

Р е б р о в. Вы — дело другое. Вы свое отработали, а я живой человек.

Л и а н о з о в. Помолчал бы, Ребров. (Вздохнул.) Так, уезжают.

Е г о р ы ч (откашлявшись). Счастливо на новом месте…

Р е б р о в. Это еще неизвестно. Наше-то место крепкое.

Л и а н о з о в. Небось выбрали и там покрепше. Ченцов-то с мальчишек на производстве, завод ему родней родного.

Р е б р о в. Дороже родни, это верно. Отца (кивнул на Ченцова), жену и трех сыновей променял на инженершу. Хорош твой Сергей Ченцов?

Л и а н о з о в (уклончиво). Сергей не мой, и дело это не наше, Ребров.

Е г о р ы ч. Ребров, а насчет кузнечного как?

Р е б р о в. Все увезли, теперь немцы могут свободно приходить.

С у р о в ы й  с т а р и к. Ах ты! (Встает, занося над Ребровым палку.)

Р е б р о в (втянул голову в плечи). А-а! Не тронь!..

С у р о в ы й  с т а р и к. Ты чего, сучья кровь, сказал?!

Р е б р о в. Разве это я? Это он… он спросил…

С у р о в ы й  с т а р и к. Вон отсюдова!

Л и а н о з о в  и  Е г о р ы ч (вместе). Оставь ты его! Сдуру сболтнул… Оставь…


Суровый старик уходит, с негодованием стуча палкой о плиты.


Р е б р о в. Разбойник! Честное слово, разбойник!

Л и а н о з о в. Это ты зря. Справедливый он человек.

Р е б р о в (плачущим голосом). Справедливый! Где же тут справедливость? Попадись я ему на пустом-то заводе — убьет, право убьет! (Вдохновленный новой мыслью.) Вот что, ребята, валите сегодня ко мне на завод в гости. Поглядите, как что. Прямо ко мне: мол, Ребров пригласил.

Л и а н о з о в. А начальство на это как взглянет?

Р е б р о в. А я один из начальства остался. Вересов, который отправкой заведует, сегодня уедет. Да он парень смирный, во всем меня слушается.

Е г о р ы ч (испуганно). Инженер-то?

Л и а н о з о в. Слушай ты его.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное
Адмирал Колчак. «Преступление и наказание» Верховного правителя России
Адмирал Колчак. «Преступление и наказание» Верховного правителя России

Споры об адмирале Колчаке не утихают вот уже почти столетие – одни утверждают, что он был выдающимся флотоводцем, ученым-океанографом и полярным исследователем, другие столь же упорно называют его предателем, завербованным британской разведкой и проводившим «белый террор» против мирного гражданского населения.В этой книге известный историк Белого движения, доктор исторических наук, профессор МГПУ, развенчивает как устоявшиеся мифы, домыслы, так и откровенные фальсификации о Верховном правителе Российского государства, отвечая на самые сложные и спорные вопросы. Как произошел переворот 18 ноября 1918 года в Омске, после которого военный и морской министр Колчак стал не только Верховным главнокомандующим Русской армией, но и Верховным правителем? Обладало ли его правительство легальным статусом государственной власти? Какова была репрессивная политика колчаковских властей и как подавлялись восстания против Колчака? Как определялось «военное положение» в условиях Гражданской войны? Как следует классифицировать «преступления против мира и человечности» и «военные преступления» при оценке действий Белого движения? Наконец, имел ли право Иркутский ревком без суда расстрелять Колчака и есть ли основания для посмертной реабилитации Адмирала?

Василий Жанович Цветков

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза