Читаем Повести разных лет полностью

Р е б р о в. Я верно говорю. Хотите на завод в сторожа поступить? Я вас в два счета. И его с собой приводите. (Кивает на Ченцова.) Глухому тоже умных людей послушать хочется. (Приподнял фуражку.) Пока. (Исчезает.)

Л и а н о з о в. Смех и грех с этим рассылкой.

Е г о р ы ч. Да уж… (осторожно откашлялся.) А я схожу. Охота еще раз завод поглядеть… (Тихонько.) Не хотел я при этой балаболке… Говорят, немцы грозятся путь перерезать.

Л и а н о з о в. И ты веришь?


Слышен рокочущий звук.


Это чего? (Смотрит на небо.) «Гитлер» летит…

Е г о р ы ч (забрав голову). А может, наш?

Л и а н о з о в (возбужденно). А звезды где? Где звезды, я спрашиваю? Ах ты боже мой! Низко-то как летит! Низко-то… Ах ты!

Е г о р ы ч. Гляди, гляди, бумажки выбросил…

Л и а н о з о в. Листовки, подлец, сбрасывает! Ну, была бы у меня винтовка!..


Рокочущий звук усиливается, затем удаляется, замирает.


Е г о р ы ч. Улетел.

Л и а н о з о в. Улетел, сволочь!

Е г о р ы ч. Скажи пожалуйста, и чего ему тут надо?


Падают листовки. Егорыч ковыляет за ними.


Л и а н о з о в (кричит). Не тронь — поганые!


Егорыч отдернул руку и наклонился над одной из листовок.


(Кричит.) Я говорю, не читай, ослепнешь!

Е г о р ы ч (поспешно протирает глаза и ковыляет обратно, шепчет). Беда, Лианозов, беда! Знаешь о чем написано?

Л и а н о з о в. И знать не хочу! (Затыкает уши.) Не хочу и знать! (Уходит.)

Е г о р ы ч (кричит вслед). Погоди, дай сказать! На душе тяжело, дай свалить! (С отчаянием оборачивается к Ченцову.) Ченцов, беда! Немцы завтра завод возьмут! Ченцов!

Ч е н ц о в (смотря в воду). А глубины здесь, граждане, полторы сажени. Грунт вязкий. И пузыри как все равно в пиве… Светленько так загорит и никогда не погаснет.


Егорыч убегает, хромая. Ченцов остается сидеть. Листовки падают в пруд.

Картина вторая

Кабинет директора завода. Панели красного дерева, роскошный письменный стол и два простых стула — другой мебели нет. На большом узле безучастно сидит  В и к т о р и я. За столом — В е р е с о в. Он в сером истрепанном пиджачке, в мятой шляпе, что-то записывает. Дверь в кабинет открывается, заглядывают какие-то  л ю д и, пробегают дальше по коридору. Поминутно звонит телефон.


В е р е с о в. Витя, закрой дверь.

В и к т о р и я (вяло встает, не вынимая рук из карманов пальто, носком сапога закрывает дверь и снова садится). Папа, я хочу тебя спросить…

В е р е с о в. Сейчас. (Снимает трубку.) Вокзал? Вересов говорит. Ершов, мы с тобой утром договорились о трех классных вагонах. Для женщин с детьми. Нет? А я говорю — есть. (Повысив голос.) А я говорю — есть! Ладно. Как только придет грузовик — отправляйте. (Вешает трубку.) Витя, беги ищи маму — и поезжайте.

В и к т о р и я (встает). А ты?

В е р е с о в. Что я? (Снимает трубку и ждет, пока дочь выйдет из кабинета.)


Виктория выходит.


Товарищ Пчелка? Вересов говорит. Сейчас посылаю последнюю машину. Всё подчистую. С Ершовым? Да ничего, ладим, за десять дней научился. А телеграммы нет относительно меня? То-то, что не передумал. Нет, семья не знает пока. (Смущенно смеется.) Ладно, в дороге простят. Ну, еще бы не рад, теперь я кум королю. Свободен, как ветер… Приходи на пепелище, товарищ Пчелка. Есть. (Вешает трубку.)


Быстро входит  В е р е с о в а, поверх элегантного пальто подпоясанная солдатским ремнем, с планшеткой через плечо. В дверях видна  В и к т о р и я. Вересов торопливо вскакивает.


В е р е с о в а (излишне громко и повелительно). Егор, что же ты не выносишь багаж? Я жду, грузовик ждет… Можно подумать, что это тебя не касается. Вчера чужие горшки таскал, а сегодня сидит, как директор. Виктория, бери что полегче. Ты бы оставила свой рюкзак в машине.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное
Адмирал Колчак. «Преступление и наказание» Верховного правителя России
Адмирал Колчак. «Преступление и наказание» Верховного правителя России

Споры об адмирале Колчаке не утихают вот уже почти столетие – одни утверждают, что он был выдающимся флотоводцем, ученым-океанографом и полярным исследователем, другие столь же упорно называют его предателем, завербованным британской разведкой и проводившим «белый террор» против мирного гражданского населения.В этой книге известный историк Белого движения, доктор исторических наук, профессор МГПУ, развенчивает как устоявшиеся мифы, домыслы, так и откровенные фальсификации о Верховном правителе Российского государства, отвечая на самые сложные и спорные вопросы. Как произошел переворот 18 ноября 1918 года в Омске, после которого военный и морской министр Колчак стал не только Верховным главнокомандующим Русской армией, но и Верховным правителем? Обладало ли его правительство легальным статусом государственной власти? Какова была репрессивная политика колчаковских властей и как подавлялись восстания против Колчака? Как определялось «военное положение» в условиях Гражданской войны? Как следует классифицировать «преступления против мира и человечности» и «военные преступления» при оценке действий Белого движения? Наконец, имел ли право Иркутский ревком без суда расстрелять Колчака и есть ли основания для посмертной реабилитации Адмирала?

Василий Жанович Цветков

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза