Повестка дня — Икар

— Тяжелая задача, — с сомнением покачал головой Гидеон Логан. — Он человек явно реалистического мировоззрения, очень трезво оценивающий свои возможности. У него может возникнуть мысль, что он не пригоден для этого. Как мы сможем его переубедить?

Варак обвел глазами всех присутствующих.

— Я предлагаю символически, сэр.

— Это как? — от удивления Мендель даже снял очки.

— Например, теперешний государственный секретарь, хотя по его поводу и злословят частенько его коллеги и персонал Белого Дома, называя упрямым академиком, является самым здравомыслящим человеком в администрации. Из частных источников мне стало известно, что ему удалось заблокировать несколько опрометчивых действий, рекомендованных советниками президента, потому что последний его очень уважает…

— Еще бы, черт побери! — воскликнула Маргарет Лоувел.

— Я считаю, что без госсекретаря европейское сообщество давно бы распалось, — высказал свое мнение Уинтерс.

— Без него не было бы союза, — согласился Мендель, чье обычно бесстрастное лицо выражало гнев. — Он — это маяк здравого смысла в море рыгающих неандертальцев.

— Разрешите мне сказать, сэр. Можно ли ваше слово «маяк» истолковывать как символ?

— Вполне, — ответил вместо Менделя Гидеон Логан. — Наш государственный секретарь, вне сомнения, символ разумной умеренности. Нация тоже уважает его.

— Он собирается в отставку, — просто сказал Варак.

— Что? — Сандстром подался вперед. — Его преданность Дженнингсу этого не позволит.

— А его честность не позволит ему остаться, — решительно возразил Уинтерс.

— Однако из чувства долга, — продолжил Варак, — он согласился посетить через три недели заседание НАТО по Среднему Востоку в Представительстве ООН на Кипре. За это время люди президента найдут ему замену, приемлемую для Конгресса. Затем он уйдет по «непредвиденным личным обстоятельствам», главным из которых будет его несогласие с Советом по национальной безопасности.

— Он объяснил это президенту?

— Насколько известно моему информатору, нет, — ответил Варак. — Как подчеркивал мистер Мендель, он разумный человек и понимает, что легче и гораздо лучше для страны заменить одного человека, чем весь состав президентских советников.

— Это трагедия, — сказал Уинтерс, — и, увы, на мой взгляд, неизбежная. Но каким образом государственный секретарь соотносится с Эваном Кендриком? Я не вижу связи.

— Это тоже символично, — ответил Эрик Сандстром. — Кендрик должен понять важность этого. Я прав, Милош?

— Да, сэр. Если удастся убедить Кендрика, что для страны крайне важно получить сильного вице-президента, которого и наши союзники, и наши враги воспримут как голос разума в рамках президентского правления — где мягкотелый император часто остается без одежды, — и что мир от этого вздохнет свободнее, тогда, по моему мнению, он сделает трудный выбор и будет в нашем распоряжении.

— Судя по тому, что мы узнали, думаю, так и произойдет, — согласился Гидеон Логан. — Но кто, черт побери, будет его убеждать?

— Единственный человек, которого он послушает, — сказал Милош Варак, прикидывая, не подписывает ли он смертный приговор, — это Эммануэль Уэйнграсс.

Энн Малкэйи О’Рейли была закаленным вашингтонским секретарем, которого нелегко было выбить из колеи. В течение многих лет, с тех пор как она и Пэдди переехали в Бостон, Энни работала на блестящие и не очень умы, на будущих порядочных людей и будущих жуликов; ничего уже не могло ее слишком удивить. Однако она не работала ни на кого, похожего на конгрессмена Эвана Кендрика. Он являлся жителем Вашингтона не по своему желанию, был не склонным к политической деятельности политиком, упрямым скромным героем, который обладал удивительным свойством: он мог испаряться с ловкостью человека-невидимки… Но, несмотря на свою способность внезапно исчезать, конгрессмен всегда оставлял ей возможность связаться с ним: или перезванивал регулярно, или давал номер телефона, по которому можно было его найти. Однако за последние два дня о Кендрике не было ни слуху ни духу, не было и номера, по которому можно было его разыскать. Сами по себе два этих факта не обеспокоили бы миссис О’Рейли, но два других встревожили ее не на шутку: в течение всего дня — с девяти двадцати утра — ни с его домом в Виргинии, ни с домом в Колорадо нельзя было связаться по телефону. В обоих случаях телефонисты в Виргинии и Колорадо сообщали о повреждении линии. Именно это не давало покоя Энни О’Рейли. Поэтому было совершенно логично, что она подняла трубку и набрала номер своего мужа в Главном управлении полиции.

— О’Рейли, — ответил резкий голос. — Сыскное отделение.

— Пэдди, это я.

— Привет, тигра. Я получу свою тушеную говядину?

— Я все еще в офисе.

— Хорошо. Мне нужно поговорить с Эваном. Пару дней назад мне позвонил Менни и сообщил о каких-то автомобильных номерных знаках.