Повестка дня — Икар

Кендрик разыгрывал свою роль с внутренней убежденностью. Он коснулся своих взаимоотношений с королевскими домами и министерствами Омана, Бахрейна, упомянув о покровительстве и помощи, включая частные перевозки, которые ему обеспечили правительства Омана и Бахрейна во время кризиса в Маскате. Остановился Кендрик так же внезапно, как и начал. Он уже нарисовал достаточно внушительную для их воображения картину и боялся переборщить.

Присутствующие в библиотеке переглянулись. Затем, повинуясь едва заметному кивку вице-президента, заговорил советник в синем блейзере:

— Сдается мне, ваши планы вполне определились. В таком случае, для чего вам работа, не сулящая ничего, кроме ста пятидесяти тысяч в год? Вы же не политик.

— Я в таком возрасте, что время работает на меня. Через пять лет я буду все еще на четвертом десятке. Насколько я понимаю, дела обстоят следующим образом. Даже если бы я начал завтра, мне понадобилось бы два, а возможно, и три года, чтобы полностью развернуться. Однако не исключено, что мне пришлось бы задержаться здесь еще на год — тут нет никаких гарантий. Но если бы я предпочел другой путь и стал активно добиваться избрания, то вполне вероятно, что мне бы это удалось. И не потому, что я в чем-то превосхожу вас, господин вице-президент, а просто потому, что меня поддерживают средства массовой информации.

Заговорило сразу несколько человек. Болингер сделал быстрый жест рукой, и этого оказалось достаточно, чтобы их успокоить.

— И что же, конгрессмен?

— Я думаю, дальнейшее совершенно ясно. Никто не сомневается, что Дженнингс победит на выборах, хотя у него могут возникнуть кое-какие проблемы с Сенатом. Если я получу право баллотироваться, я покидаю Конгресс и становлюсь вице-президентом. Конечно, я потрачу время, но взамен приобрету такое международное влияние и, говоря откровенно, ресурсы, каких никогда не смог бы приобрести иным путем.

— А это, конгрессмен, — сердито вскричал молодой человек со стула с прямой спинкой, расположенного рядом с кушеткой, на которой сидели два других помощника, — называется использованием своего общественного положения в личных корыстных целях!

Кто-то из советников опустил глаза, кто-то отвел их в сторону.

— Если бы я не думал, что вы в запальчивости наговорили лишнего, потому что ничего не поняли, — спокойно произнес Эван, — я был бы крайне задет вашими словами. Я заявил о совершенно очевидном факте, потому что я хочу быть вполне откровенным с вице-президентом Болингером, человеком, которого я глубоко уважаю. То, о чем я упомянул, правда; все эти преимущества приходят вместе с должностью. Но это ни в коей мере не умаляет ту энергию и самоотдачу, с какой я выполнял бы свои обязанности на этом посту, служа стране и нации. Какие бы привилегии ни вытекали из такого общественного положения, будь то публикации, корпоративные столовые или игра в гольф, они никогда не были бы предоставлены человеку безответственному. Подобно вице-президенту Болингеру, я никогда не смог бы поступать таким образом.

— Хорошо сказано, Эван, — мягко произнес вице-президент, с неодобрением поглядывая на своего несдержанного помощника. — Перед вами должны извиниться.

— Приношу свои извинения, — сказал молодой человек. — Вы правы, конечно. Все это приходит вместе с должностью.

— Можете не продолжать, — остановил его Кендрик, улыбаясь. — Верность своему шефу вполне вас извиняет. — Он повернулся к Болингеру. — Если у него черный пояс, то мне лучше поскорей убраться отсюда, — добавил он, смехом разряжая возникшее напряжение.

— Он плохо играет в пинг-понг, — подал голос помощник постарше с левой стороны кушетки.

— Слишком уж он стремится заработать очки, — заметил самый старший из помощников с правой стороны той же кушетки. — Он плутует.

— Во всяком случае, — продолжал Эван, выждав, пока усмешки, большей частью натянутые, не исчезнут с лиц собравшихся, — именно это я имел в виду, когда сказал, что хочу быть полностью откровенным с вами, господин вице-президент. Так обстоят дела, о которых мне следует хорошенько поразмыслить. Я потерял четыре, нет, почти пять лет, стремясь сделать карьеру в бизнесе. Я тяжко трудился, чтобы достичь успеха. Мне помешал сумасшедший убийца. Из-за него я вынужден был продать свое дело, потому что люди боялись на меня работать. Сейчас он мертв, обстоятельства изменились; все постепенно возвращается на свои места; однако соревноваться с европейцами будет нелегко. Смогу ли я сделать это самостоятельно или мне следует активно включиться в предвыборную кампанию и, если я преуспею, получить определенные гарантии, связанные с этим высоким постом? А с другой стороны, действительно ли я хочу потратить еще пять лет, уйму сил и энергии, что неизбежно на такой работе?.. Вот вопросы, на которые только я могу ответить, сэр. Надеюсь, вы меня понимаете.

И тут Кендрик услышал слова, которые уже почти не надеялся услышать. Надежда эта значила для него гораздо больше, чем все то, что он сказал сейчас Болингеру.