— Полно, конгрессмен, — вмешался в разговор тучный советник в синем морском блейзере.
— Давайте расслабимся, — предложил его тщедушный собрат со сморщенным личиком, сидящий в непомерно большом для него кресле. — Мы все здесь преследуем одну цель, а потому долой церемонии, обойдемся без них… Мы хотим, чтобы вы вышли из игры, Кендрик. Надо ли выражаться яснее?
— Раз вы так решительно настроены, думаю, вам следует попытаться.
— Хорошо, — продолжал коротышка, ноги которого едва касались ковра, устилающего пол. — Как сказал некто, будем честными — это не стоит нам ни черта… Мы представляем политическую философию, которая имеет право на существование ничуть не меньше, чем ваша, но потому, что она — наша, мы, естественно, считаем ее более реалистичной и более соответствующей времени. Главное, что в отличие от вас мы исповедуем систему приоритетов гораздо более сильной обороны для страны.
— Я тоже за сильную оборону, — перебил Кендрик. — Но не за ту до крайности уродливую систему, калечащую бюджет и пускающую на ветер сорок его процентов.
— Хорошо сказано, — согласился малорослый оппонент Кендрика из огромного кресла. — Но все эти недостатки в области обеспечения исправит рынок.
— Только не тогда, когда уже потрачены миллиарды.
— Естественно. В противном случае вы бы вели речь о другой правительственной системе, не признающей мальтузианского закона экономической несостоятельности. Силы свободного рынка совладают с этими издержками. Конкуренция, конгрессмен Кендрик. Конкуренция.
— Только не в том случае, если они оснащены в Пентагоне или в подобных ему заведениях, где слишком много бывших питомцев Министерства обороны.
— Черт возьми! — донесся от камина голос яхтсмена. — Если они такое явное дерьмо, пусть убираются ко всем чертям!
— Большой Том прав, — сказал краснолицый бостонец. — Много их развелось повсюду, этих полковников и генералов, которые гроша ломаного не стоят. Можете от них избавиться, но не препятствуйте всему делу!
— Вы слышали? — вопросил синий блейзер с золотыми пуговицами. — Не препятствуйте! Пока мы так сильны, ни один советский лидер не посмеет даже подумать о нападении!
— Почему вы считаете, что любой из них только и думает, чтобы на нас напасть, разрушив при этом большую часть цивилизованного мира?
— Потому что они — марксистские фанатики! — проревел яхтсмен, выпрямившись во весь рост у камина.
— Потому что они глупы, — спокойно поправил его из кресла коротышка. — Глупость — путь к глобальной трагедии, поэтому выживет сильнейший и умнейший… Мы можем критиковать Сенат или Палату, конгрессмен, но только не администрацию. Этого мы не потерпим. Я ясно выражаюсь?
— Вы действительно думаете, что я представляю для вас угрозу?
— Конечно. Вы взбираетесь на трибуну, и люди вас слушают, а то, что вы говорите — очень эффектно, надо сказать, — не в наших интересах.
— А я-то думал, что вы — приверженец свободной конкуренции.
— Да, но на длинной дистанции. А на короткой — излишний надзор и регулирование могут нанести ущерб обороне страны всяческими проволочками. Сейчас этого делать нельзя. Как бы вместе с водой не выплеснуть ребенка.
— Что означало бы выбросить прибыли…
— Они приходят вместе с должностью, как вы совершенно верно нам объяснили, когда речь шла о должности вице-президента… Идите своей дорогой, конгрессмен. Восстанавливайте свою прерванную карьеру в Юго-Восточной Азии.
— Но с чего же мне начать? — спросил Эван.
— Давайте начнем с кредитной линии в пятьдесят миллионов долларов в Гемайншафтском банке в Цюрихе, в Швейцарии.
— Звучит убедительно, но это всего лишь слова. Кто вложит коллатерали?
— У Гемайншафта знают. Вам это ни к чему.
Это было все, что Кендрик хотел услышать. Если только станут известными связи этих людей с террористами от Бекаа до Кипра, правительство Соединенных Штатов употребит всю силу и полноту своего влияния, чтобы заставить Цюрихский банк нарушить швейцарский кодекс секретности и молчания.
— Я проверю кредитную линию в Цюрихе через тридцать шесть часов, — сказал он, поднимаясь. — Этого срока для вас достаточно?
— Более чем достаточно, — ответил человечек из большого кресла. — А когда вы получите подтверждение, то будьте добры оказать любезность вице-президенту, послав ему копию вашей телеграммы в Чикаго, в которой вы безоговорочно снимаете свою кандидатуру.
Кендрик кивнул, бегло окинув взглядом трех остальных советников.
— Всего хорошего, джентльмены, — промолвил он и направился к выходу.
В холле навстречу ему поднялся со стула, стоявшего у толстых двойных дверей, черноволосый мускулистый человек с правильными, остро отточенными чертами лица и зеленым значком секретной службы на лацкане пиджака.
— Добрый вечер, конгрессмен, — приветливо произнес он, делая шаг вперед. — Для меня было бы большой честью пожать вам руку, сэр.
— Очень приятно.
— Я знаю, что нам не следует говорить о том, кто здесь бывает, — продолжал он, сжимая руку Эвана, — но я сделаю исключение для своей матери, которая живет в Нью-Йорке. Возможно, это безумие, но она считает, что вы должны стать Папой.