Повитель

Раздумывая об этом, Григорий не замечал, что Петр, переодевшись, уходил из дому. С Поленькой они встречались возле клуба, бродили по темным, заваленным рыхлым снегом улицам.

Прощались всегда у дома Поленьки.

— Теперь когда приедешь? — спрашивала она, вставая на носки, чтоб прижаться лицом к его холодной щеке.

— Как всегда, через неделю.

— Долго как! — вздыхала девушка. — Недели такие длинные. Я все считаю: до субботы четыре дня осталось, три, два, един. И этот проклятый день…

— Самый длинный, — заканчивал Петр.

Поленька ничего больше не говорила, счастливо улыбалась.

Потом Петр уходил, а она стояла и слушала, как затихают в морозном воздухе его шаги.

* * *

Петр тоже с нетерпением ждал наступления каждой субботы. Но работалось ему легко и весело. Он копался в машине, насвистывая что-то, мурлыкал себе под нос.

— Ты что-то того, парень… — заметил однажды Гаврила Разинкин и постучал костяшками пальцев себе по лбу. — Не влюблен, случаем, по молодости?

Разговор происходил в мастерской. Из-за гула токарных станков и рева опробуемых тракторных моторов Петр даже не разобрал, кто говорит, но сразу же громко бросил через плечо:

— А я, брат, не случаем, я — по-настоящему!.. — И только после этого обернулся.

— Вон что! — рассмеялся Разинкин.

Петр смутился. Но бригадир со смехом нахлобучил ему на самые глаза шапку, отошел. А на душе у Петра стало еще радостнее и светлее, как бывает у человека, увидевшего утром первый, ослепительной белизны, снежок.

— Ну-ка, влюбленный, одолжи на минуту плоскогубцы, — попросил пожилой светлоусый тракторист.

— На, совсем возьми, на память, — поспешно протянул ему Петр щипцы. — У меня еще есть…

— Ишь ты! Ну, ну, — добродушно ухмыльнулся усач. — Когда второй раз влюбишься, я у тебя на память целиком трактор попрошу.

— Не дождешься! Я ведь раз — и навсегда! — горячо воскликнул Петр.

Во время работы в поле трактористу в кабинке целый день разговаривать не с кем. Зато на людях он выговаривается до дна. Может, поэтому через день в мастерской почти не было человека, который не знал бы, что Петр Бородин влюблен. То и дело слышалось теперь:

— Эй, влюбленный! В контору зовут!..

— Как на качество ремонта любовь влияет? Положительно? Порядок! Завтра влюбляюсь…

— Ну, Петька, пятница кончилась, завтра — любовный день!

Петр не обижался. А по субботам действительно частенько поглядывал на стенные часы-ходики в мастерской. Шли они, как назло, медленно. Находились шутники и незаметно переводили стрелки назад.

— Да бросьте вы, черти, — попросил Петр, догадавшись об этом.

«Черти» не унимались. Тогда Петр купил наручные часы.

Однажды в субботу с обеда потянула слабая, безобидная поземка. Но Петр сразу помрачнел: если разыграется буря, в Локти не рискнет выехать ни машина, ни подвода: дороги занесет в десять минут.

Так и случилось. Ветер крепчал, начиналась метель. Крышу мастерской рвало, и казалось, вот-вот опрокинет. Трактористы шутили:

— А она, должно, у ворот ждет… Всю, поди, снегом занесло.

— Придется, Петро, дать ее любви проверку временем…

Петр не отвечал, и шутки мало-помалу смолкли. Перед концом работы бригадир предупредил:

— Не вздумай сегодня идти! Пропадешь…

Нагибаясь вперед, падая грудью на упругую струю воздуха, Петр шел в общежитие. А мысли его были там, возле Поленьки. «Она, конечно, придет в клуб, несмотря на метель, будет ждать… Потом уйдет домой. Будет идти так же вот, как и он, падая грудью навстречу ветру, закрывая лицо руками… А может, не пойдет в клуб? Подумает: все равно не приеду я в такую метель — и не пойдет…»

И вдруг Петр рассердился на себя за такие мысли. Как это она не придет, раз договорились? Она придет! А вот он… Всего каких-то девять-десять километров. Да еще под ветер… Так и понесет, если стать на лыжи…

Лыжи хранились в обычном месте — в углу коридорчика, за какими-то пустыми ящиками. Петр глянул на них и вошел в комнату.

Там никого не было. «Где же ребята?» — подумал он. И сам же ответил: «Где же им быть! В столовой».

Есть ему не хотелось. Он снял замасленный до блеска ватник, подошел к окну. Сквозь залепленное снегом окно ничего не было видно. Но Петр видел ее, Поленьку. Вот она, закутанная в большой белый платок, стоит возле клуба, вот повернулась и пошла домой… А до следующей субботы целых семь дней!

И Петр решительно шагнул к вешалке, схватил полушубок. Через минуту он был уже на улице, торопливо обматывал валенки сыромятными ремнями, приспособленными для крепления лыж. Ему казалось, что он потерял зря много времени. Еще через минуту Петр разогнулся, поплотнее обмотал шею шарфом (подарок матери) и оттолкнулся палками. Крутящаяся, звенящая, завывающая белая муть сразу поглотила его.

И будто никто никогда не стоял на этом месте. Ветер мгновенно зализал лыжный след…

* * *