На самом деле никому, кроме отъявленного нациста, и в голову не придет отрицать нюрнбергский приговор. Никому в голову не придет отрицать значение победы антигитлеровской коалиции. И этот законопроект, как мне представляется, совсем не об этом, во всяком случае опасен совсем другим. Он на самом деле, на мой взгляд, о том, чтобы заткнуть рты и журналистам, и историкам, и писателям. Он практически наложит запрет на критику Сталина за посадки высшего командного состава, за тяжелейшие ошибки, допущенные им, которые привели к гибели сотен тысяч наших солдат. Наконец, на любое исследование, посвященное истории Великой Отечественной войны или Второй мировой войны, которое поднимет вопрос о грабежах, об изнасилованиях и прочих поступках, которые совершали представители войск антигитлеровской коалиции. Вообще приятные перспективы.
VI
2013–2014
Несколько лет назад Сергей Безруков, будучи сильно раздраженным желтой прессой, высказался так: «Будь я Сашей Белым, взял бы некоторых представителей желтой прессы на мушку автомата и вывез за город в лес. Думаю, многие бы наделали в штаны». Конечно, было сказано во гневе. Как сам Безруков говорит, актеры – люди эмоциональные.
Но есть люди, и их немало, вовсе не подверженные эмоциям, и благодаря им совсем недавно, а именно 1 октября, под шумок вступили в силу поправки в Гражданский кодекс, запрещающие сбор и распространение без согласия гражданина практически любой информации о его личной жизни. В том числе предусматривается, что всю информацию, которую человек не хотел бы о себе распространять, можно вычищать из интернета.
Аплодирую, так сказать, стоя. Но все время мучает вопрос: а кто определит, что такое личная жизнь? А что, скажем, общественная? Вот гражданин Икс украл… нет, не у государства, конечно, а у гражданина Игрека, скажем, картину стоимостью в пару миллионов долларов. Это как, личная жизнь? Об этом можно писать или нельзя? Или надо спрашивать его: «Гражданин Икс, я могу написать о том, что вы украли?» Или, например, другой гражданин, скажем, Зет. Вот он регулярно избивает свою жену и насилует свою малолетнюю дочь. Это как, личная жизнь? Его тоже надо спросить? Как быть, а?
На самом деле, с моей точки зрения, разумеется, эти поправки сознательно, нет ли, не берусь судить, никого от желтой прессы не спасают. Зато сильно затрудняют жизнь для журналистов и облегчают ее всякого рода жуликам, ворам и подлецам. И уж если так велико желание избавиться от назойливого, порой, согласен, безобразного и всегда неприятного внимания средств массовой информации, может быть, и в самом деле хорошо бы вывозить этих самых журналистов в лес и ставить их под дуло автомата? Если мне не изменяет память, такой опыт уже был.
Да, кстати, почему я об этом вспомнил именно сегодня? Потому что именно сегодня, семь лет тому назад, была убита Анна Политковская.
Я хотел бы сказать несколько слов по поводу того, что происходило вчера, да и продолжает происходить сегодня на юге Москвы, в Западном Бирюлеве. Вообще я зря употребил прошедшее время, потому что это происходит не только в этом регионе, не только в Москве, это происходит во всей стране. Не в том смысле, что это массовые движения или восстания, если угодно, а в смысле, что проблема существует и не решается. Конечно, удобно объяснить все действиями каких-то экстремистских групп, националистов, которые зажгли толпу. Но ведь для того чтобы что-то зажечь, должен быть горючий материал. И вот этого материала у нас более чем достаточно. А уж если продолжать эти сравнения, то я бы сказал, что этот материал не горючий, материал уже взрывчатый.
Я довольно много общался сегодня утром и в течение дня с самыми обычными людьми. Это, конечно, никакой не опрос, хотя, кстати говоря, опрос не помешал бы. Но у всех была реакция совершенно одинаковая. И вот я запомнил некоторые цитаты. Мне говорили люди: «Выходишь из дома, и такое впечатление, что попал то ли в Азербайджан, то ли в Узбекистан, то ли в Таджикистан». Или: «Заставили народ встать на рога». Или: «Эти приезжие ведут себя все наглее и наглее. Идешь в полицию, а толку никакого». Ну, я опустил некоторые другие слова, которыми это сопровождается, но вы меня, как говорится, понимаете.
Дело ведь не в мигрантах и дело не в гастарбайтерах. Это внешний раздражитель. Повторяю, дело не в них. Дело в коррумпированных представителях власти и, что важнее, в отсутствии национальной политики. Еще дело в том, что не желают открыто и честно признавать наличие проблемы, а значит, не могут поставить диагноз. А без диагноза никак нельзя лечить болезни. Я-то совершенно убежден, что если все останется так, как есть, то не миновать крови, причем большой крови.