Повод для паники

Я так и застыл с занесенным в ударе топором словно статуя, поскольку увиденное мной не поддавалось никакому логическому объяснению. Адреналин будоражил мне кровь, но выплеснуть ярость оказалось попросту не на ком. Толпа фиаскеров продолжала орать и потрясать оружием, однако загадочная мистическая сила удерживала их на месте, не давая и шагу ступить на лестницу. Как будто, едва мы взбежали на нее, сразу же за нами выросла незримая стена силового купола. Я поверил бы в это, если бы не знал, что абсолютно прозрачных силовых куполов в природе не существует. Как не существует и магии, растерявшей последних приверженцев еще в начале нашей эры. Но, как бы то ни было, сейчас я был готов поверить в любую мистику, только бы мне объяснили причину замешательства грозной банды, еще минуту назад сметавшей со своего пути все преграды.

Я смотрел на беснующихся у подножия лестницы фиаскеров, подозревая в их действиях тактическую уловку, и потому продолжал держать оружие наготове. Вероятно, они просто взяли минутный тайм-аут перед решающим броском. Правда, то, с какой энергией они выплескивали эмоции, мало напоминало передышку. Тем не менее я обрадовался этой заминке, чем бы она в конечном итоге ни была вызвана. Мне тоже следовало подкопить силы после изматывающей пробежки и встретить врага как подобает.

Дыхание мое более или менее пришло в норму, но вздыбленные нервы мешали ему полностью успокоиться. Я опустил топор, поскольку руки затекли держать его на изготовку. Фиаскеры между тем продолжали выпускать пар. Кое-кто из самых нервозных ублюдков в сердцах колотил трубами и палками о землю. Остальные брызгали слюной, грозили кулаками и жестами манили нас к себе; неужто и впрямь надеялись, что мы побежим к ним? Большинство обращенных к нам жестов были из тех, которые не принято показывать в культурном обществе.

Противостояние продлилось несколько минут, прежде чем я окончательно убедился, что атака фиаскеров не состоится. Я часто оглядывался, стараясь высмотреть причину, по которой враг отказался от своих намерений и пошел на попятную. Тщетно, на это отсутствовал даже намек. Фиаскеры вели себя подобно нечистой силе, сдерживаемой границами магического круга. Нечисть исходила на нет в бессильной ярости, но страшилась переступить черту. Знать бы только, кто провел эту магическую черту вокруг стадиума…

Плюя под ноги от раздражения и размахивая руками, фиаскеры развернулись и направились восвояси. «Мы с вами не прощаемся» – явственно читалось в их свирепых взглядах. А также недвусмысленно читалось еще кое-что: злорадство. Очень похожее на то, которое однажды испытал ко мне капитан Торментор, когда во время поединка я загнал его в ловушку и в этот момент мне на голову обрушилась двухтонная декорация. «Форсбоди» спас меня от увечий, но обвал намертво придавил мое тело к земле. Уже смирившийся с неизбежным проигрышем Торментор стоял надо мной и смеялся, а шоу-трансляторы демонстрировали на весь мир мое обидное поражение. Ухмылки фиаскеров живо воскресили в моей памяти злорадную улыбку Торментора, нежданно-негаданно вырвавшегося в победители (правда, «Молот Тора» выиграл тогда по очкам, и триумфатором в том сезоне стали все же мы, а не команда Торментора). Гадко улыбающийся и отступающий враг – этого было вполне достаточно, чтобы усомниться в правильности выбранного нами пути к спасению.

Провожая глазами фиаскеров, я снова тревожно оглянулся. Что же, черт побери, происходит? Полсотни фиаскеров не боялись вооруженного топором Гроулера, но ретировались перед невидимой третьей силой. Напрашивался закономерный вопрос: следует ли нам опасаться этой загадочной силы? Или мы все-таки вправе рассчитывать, что сражаемся с ней на одной стороне?

Кауфманы немного оправились от шока и теперь, поникшие, молча сидели на ступеньках. Отец и дочь напоминали двух перелетных птиц, потрепанных ураганом на пути к заветному югу. Птицам не имело смысла возвращаться назад, а для продолжения полета требовалось набраться новой энергии, что напрочь иссякла в борьбе со стихией. Я приблизился и уселся рядом с Кауфманами – третья птица маленькой стаи, пострадавшая меньше остальных и вполне способная на дальнейший полет, но не собиравшаяся проделывать его в гордом одиночестве.

– Жутко удивляюсь, как вам это удалось, капитан Гроулер, – едва слышным голосом проговорил дядя Наум, нашаривая ходящей ходуном рукой в сумке фляжку с водой. – Наконец-таки мерзавцы вас узнали. Что ни говори, а мировая известность иногда бывает весьма и весьма полезна.

Он извлек фляжку, но, прежде чем пить, протянул ее дочери.

– Вы заблуждаетесь, Наум Исаакович, – ответил я, глядя вслед фиаскерам. Банда не покинула площадь, а демонстративно расселась у подножия обелиска. – Благодарите не меня, а того, кто прячется за этими колоннами.

– О чем вы толкуете? – испуганно оглянулся Кауфман. Разумеется, за колоннами он разглядел ровно столько же, сколько и я. – Простите, любезный, но я отказываюсь вас понимать.