– Ножевая рана, – произнес он уже иным, надломленным голосом. – Ее сын Джером позвонил мне без четверти десять, и я сразу отправился к ним. Она была наверху, в постели, всё вокруг в крови. Они приложили к ране полотенца. У нее рана в левом боку, в области восьмого ребра, и неглубокий порез левого предплечья. Раны были нанесены острым лезвием. Та, что в боку, потребовала двенадцати швов, а другая, поменьше, – четырех. Потеря крови значительная, но не серьезная. Вот и все. Я выписал ей лекарства и уехал.
– Как это случилось?
– Она сказала, что во второй половине дня отправилась к себе в контору на какое-то срочное совещание в связи со смертью мужа и арестом Пампы. Совещание затянулось, она отпустила шофера и, закончив дела, поехала домой одна. Возле дома кто-то напал на нее сзади. Она испугалась, подумала, что ее хотят похитить, принялась отбиваться, и нападавший вдруг пустился наутек. Она бросилась к двери, позвонила, ей открыл Борли, дворецкий. Лишь тут миссис Уиттен почувствовала, что ранена. Сыновья и дочери помогли ей подняться наверх и уложили в постель. По ее настоянию они все вычистили в доме и около подъезда. Дворецкий смыл следы крови на тротуаре. Он как раз этим и занимался, когда я подъехал. Миссис Уиттен объяснила мне, что при существующих обстоятельствах не хочет, чтобы вокруг этой истории поднялся шум, и попросила меня сохранить все в тайне. Я не видел причины ей отказать. Теперь я объясню ей, что ваша угроза вызвать полицейского врача вынудила меня нарушить слово. – Он развел руками. – Таковы факты.
– Такими вам их представили. Кто же все-таки напал на нее?
– Она не знает.
– Мужчина или женщина?
– Она не знает. Нападали сзади, и уже наступили сумерки. Когда она опомнилась, нападавший был далеко. Короче говоря, она была испугана и думала только о том, как бы скорее попасть домой.
– Она не видела этого человека до того, как он напал на нее? Когда подъезжала к дому?
– Нет. Возможно, он прятался за машинами, стоявшими вдоль тротуара.
– И прохожих не было?
– Ни единого.
– И она не кричала?
– Я не спрашивал ее. – Он начал раздражаться. – Мне это и в голову не пришло, как вы понимаете. Она нуждалась во врачебной помощи, я оказал ее, вот и все.
– Понятно, – сказал я и поднялся. – Не стану вас благодарить, так как эти сведения я из вас выжал. Принимаю ваши факты – вернее то, что вам было рассказано – и хочу предупредить, что вам, возможно, позвонит Ниро Вульф. Я сам найду дорогу.
Он тоже поднялся.
– Если не ошибаюсь, вы произнесли слово «конфиденциально». Могу ли я сообщить миссис Уиттен о том, чтобы она не беспокоилась относительно визита полицейского врача?
– Поверьте, я сделаю все, что в моих силах. Однако на вашем месте я не давал бы обещаний...
Я направился к выходу, но он опередил меня, распахнул передо мною дверь и даже пожелал спокойной ночи.
Итак, я закончил дела несколько раньше, чем рассчитывал. Часы показывали без десяти двенадцать.
Когда меня нет, особенно ночью, входная дверь бывает на цепочке, поэтому мне пришлось позвонить. Открыл Фриц. Я прошел вместе с ним на кухню, достал, из холодильника кувшин молока, взял стакан и направился в кабинет.
– Я вернулся, но один, – объявил я шефу, – зато привез отмычку, которой вы можете отпереть камеру Пампы, если пожелаете. Мне необходимо выпить молока. Мои нервы напряжены до предела.
– Что случилось? – спросил Марко, в нетерпении вскакивая с кресла. – Что вы...
– Оставь его в покое, – проворчал Вульф. – Пусть выпьет молока. Он голоден.
5
– Если вы немедленно не сообщите в полицию, я сам сделаю это! – вскричал Марко, ударяя кулаком по спинке кресла. – Это замечательно! Это шедевр проницательности!
Я закончил свой доклад, одновременно прикончив кувшин молока. Вульф задал вопрос – вроде того, не заметил ли я следов крови в доме или у подъезда, которые случайно остались несмытыми, но ничего подобного я не видел. Вульф сидел, откинувшись в кресле и закрыв глаза, а Марко мерил шагами кабинет.
– Они должны немедленно выпустить его! – воскликнул Марко. – Скажи им! Позвони! Если ты не...
– Помолчи! – оборвал его Вульф.
– Он мыслит, – информировал я Марко, – а вы нарушаете этот процесс. Кричите на меня, если хотите, но не на него. Все не так просто, как кажется. Сообщить полиции – значит выпустить из рук все дело, а если полиция заартачится и будет настаивать на своей версии, тогда мы и вовсе окажемся безоружными. И никогда не доберемся до этой семейки, разве только с помощью танка. Если же не сообщать ничего полиции, оставить сведения для собственного пользования и начать вынюхивать, кто пырнул миссис Уиттен ножом, то можно донюхаться до того, что прирежут еще кого-нибудь, только на этот раз уже насмерть, и тогда нам останется ждать, за какую сумму нас выпустят под залог до суда.
– Включая и меня? – спросил Марко.
– Конечно! Кто затеял все это ради освобождения Пампы?
Марко вперил в меня взор.
– По-вашему получается, что положение безвыходное. Мы не можем сообщить полиции, и мы не можем не сообщить полиции. И это я назвал шедевром?