Поводырь

– Мамочки! – воскликнул тот сразу же после вспышки и в ужасе затрясся, заревел, истекая соплями. Удивительно осознавать, как быстро несчастный бедняга вдруг полюбил жизнь, не желая расставаться с амбициозными планами на будущее, в которые, не имея возможности реализовать, просто верил, предаваясь сладостным мечтаниям, но забывая о жестокой реальности.

Реммет с улыбкой помотал головой, засунул пистолет за пояс и отпустил беднягу.

– Сядь и успокойся.

Нистрам с трудом повиновался, тяжело дышал, не успевал вытирать свежие сопли и слёзы, жалобно постанывал. Потом, чуть успокоившись, промямлил:

– Зачем?

– Затем, чтобы посмотреть, как сильно ты на самом деле хочешь жить.

– И что выяснил?

– Я понял, что смерть для тебя – это слишком простой выход из сложившейся ситуации, – отвечал Реммет, – не скажи мне Альма, что верит в тебя, я бы связал твоё жалкое тельце крепко-накрепко, утром привёз бы в ближайший город к бургомистру с требованием провести суд. И уже после полудня за эту выходку в трактире тебя бы вздёрнули на глазах у всего города. Тебе повезло, что она любила, испытывала жалость и верила. Только и только из уважения к ней, к её силе, решимости, храбрости и непоколебимости перед ликом смерти в последнее секунды перед выстрелом, я не убью тебя, Нистрам. И пока нахожусь рядом, не позволю убить другим, даже тебе самого себя. Хочешь жить, не хочешь – пока я тут, это не тебе решать. А умереть… Умереть ты сможешь потом сам, когда разойдёмся, удавившись в какой-нибудь уборной на удавке через шею, как дворовая псина. Смерть, какую ты по-настоящему заслужил, ибо гибели от пули достойны только самые храбрые. Но если вдруг пожелаешь доказать мне, что Альма была права насчёт тебя, что она тебе небезразлична, а память о ней важна даже для такого трусливого эгоиста, как ты, сначала совершающего глупости, а потом думающего, как бы не понести ответственность за проступок, то взять и умереть ты просто не имеешь права.

Нистрам, немного успокоившись к тому моменту, усмехнулся.

– И ради чего жить теперь, когда моя любимая мертва?!

– Подумай.

– Я не знаю! Я ничего не умею! Учили всегда тому, к чему по жизни не тянуло. Потому не затягивало, потому не учился, потому и не знаю, потому и не умею, – голос был трясущимся и растерянным.

– Так ты, в конце концов, так вот и сказал бы Альме? Что ничего не знаешь и не умеешь? Не стыдно? Она в тебе мужчину видела, а не размазню. Скажи ей такое честно в лицо, и сразу бы её потерял. Какой женщине нужен бесперспективный слизняк? Неужели, ты действительно не видишь вообще никакого выхода из болота, куда загнал себя? Неужели ты всерьёз не знаешь, куда податься?

– А, может быть, подскажешь, как быть, раз такой мудрец?! А то я слишком тупой – не понимаю… – у Нистрама от ярости снова начиналась истерика.

– Тебе надо жизнь изменить, дурень! – воскликнул Реммет, – меняться к лучшему! Перестать заниматься самодурством и лезть в авантюры с сомнительными перспективами, а потом трусливо отказываться от обязательств и в конце ныть о тяжёлой жизни в надежде на прощение. Вот, что нужно делать!

– И как, интересно, мне изменить жизнь, если я ничего больше не могу и не умею, твою, сука, мать?!

Реммет от досады покачал головой.

– Для начала перестать сквернословить…

Нистрам то ли удивился, то ли возмутился.

– Вот это да! И после этого сразу же мне станет лучше? Чудеса просто! С сегодняшнего дня прямо и начну. А потом что?

– Хватит ёрничать! – нахмурился Реммет.