Поводырь

– Учти, что решение это серьёзное. Оно изменит твою жизнь раз и навсегда, но не факт, что ты будешь от этого в восторге. Не все выдерживают испытаний веры, постов и практик самобичевания, да и конечный результат может не порадовать. На моей памяти был и такой, кто всю жизнь отдал на служение богам, а по итогам был так разочарован, что в старости отринул сан и не мог нарадоваться безудержному соитию в борделях со всеми подряд. Умер, кстати, от сердечного приступа во время очередной оргии. Он тысячу раз проклял себя за то, что служил богам, и я не могу гарантировать, что не проклянёшь и ты всё на свете, в том числе и меня, когда будешь тонуть в омуте из грёз, что сам себе понапридумывал в начале, принимая сан. Потому знай сейчас, что сможешь сдаться и вернуться к жизни мирской в любой момент. Никто и ничто тебя держать не станет, если только, конечно, сам сбежать не захочешь. Но в момент, когда дашь слабину, не забывай, почему выбрал именно этот путь: из-за кого, из-за чего. Тогда, авось, быть может, даже в самый сложный момент новой жизни ты оправдаешь надежды Альмы и сумеешь выстоять перед множеством ударов судьбы, не сдавшись после первой тысячи. Надеюсь, ты понимаешь меня…

– Прекрасно понимаю, – кивнул Нистрам, – я готов ко всему и не отступлю. Да и куда мне деваться? Останусь таким, каким был – умру. Не сумею измениться – сгину. Не соглашусь на твоё предложение – повешусь, а коли так, то подведу Альму… – в этот момент его лицо постепенно начало заливаться слезами.

– Да. – Кивнул Реммет.

– Она ведь верила в меня…

– Да.

– Я обещал подарить ей всё, а в результате лишил жизни.

– Да.

– Знал бы ты, инквизитор, как я любил её… – Нистрам вытер слёзы, устало лёг, свернулся калачиком, отвернувшись от Реммета, и начал тихонько всхлипывать, иногда бормоча себе под нос что-то бессвязное.

Инквизитор же жалеючи взглянул на беднягу, устало вздохнул и тоже прилёг. Долго пытался уснуть, но не мог, мучимый ворохом мыслей в голове. Слипаться глаза начали, только когда Нистрам затих, а после Реммет, убаюкиваемый шёпотом ночного леса и треском догорающего костра, уснул.

***

Проснулись, стоило только первому лучу солнца выглянуть из-за горизонта. Реммет еле встал, настолько уставшим был. На Нистрама вообще смотреть было страшно: мало того, что сам был бледен и слаб, так ещё и во сне содержимое своего желудка невольно вывернул на себя. Остаётся только удивляться, каким чудом счастливчик не захлебнулся собственной рвотой, умудрившись во сне повернуться на бок, когда многие пьянчуги и того не могут. Кроме этого несчастного беднягу донимали головная боль и разрывающие его сердце фантазии, мол, а вдруг ничего произошедшего вчера на самом деле не было, и Альма жива? Неспособность принять реальность такой, какая есть, заставляла Нистрама ещё больше морально страдать. От всего этого вид его несчастный вызывал в Реммете лишь жалость и сострадание по отношению к бедняге. Но тут же, вспоминая, как Нистрам дошёл до всего этого, взгляд инквизитора стал холоднее и циничнее.

Когда тот встал на ноги, то, опустив голову, подошёл к Реммету и спросил:

– Мы скоро уходим?

– Прямо сейчас.

Нистрам взглянул на инквизитора жалобным, умоляющим взглядом.

– Позволь… – сглотнул слюну, – попрощаться с Альмой…

– Только не задерживайся, – инквизитор кивнул на её могилу и повёл лошадей ближе к тракту. Пока шёл, изредка оборачивался, дабы посмотреть, что делал Нистрам. Тот стоял молча, не плакал, лишь глядел на могилу возлюбленной. Под конец поцеловал насыпь, встал и медленно пошёл до Реммета, иногда спотыкаясь по дороге.

– Я закончил… – молвил он слабым голоском, который ещё вчера был зычным и мощным, будто львиный рык, когда доказывал Велеону, что сможет попасть в яблоко. Сейчас же он чуть ли не стонал от душевной боли, терзавшей его за столь досадную ошибку. И ничто в этом мире не могло унять его страданий, кроме времени – лекарства, действующего достаточно эффективно, но не сразу и, увы, не на всех.

Выехали с утра, а потом долго-долго ехали по дороге, не обронив друг другу ни единого слова. Спустя пару часов, на развилке свернули направо от главного тракта и продолжили свой путь.

К полудню уже были на месте. С удивлением для себя Нистрам обнаружил, что оказался у ворот мужского монастыря Каэрдэн, известного на весь запад своим вкуснейшим монастырским вином, особенно популярным у королей и лордов севера.