Поворот не туда (СИ)

— Адам, у тебя колени трясутся. Всё хорошо? — подлавливает Гилберт, крепче взяв меня за руку. — Пошли в нашу комнату?

А я лишь киваю, заворожённо глядя на старые часы, тикающие размеренно. Тик. Тик. Тик. Резко раскрывшиеся глаза, спёртое дыхание, тёмная комната без окон, метроном, свеча, мягкие губы, кровавые руки… Падаю. А пол безнадёжно холоден, как раньше. Кажется, будто для этого места время остановилось. Дом стареет, а все события в нём — нет. Старые доски слегка поскрипывают, а рядом мечется туда-сюда брат. По губам течёт что-то тёплое.

— Адам, ты как? Ты так внезапно упал! «— Гилберт кладёт на мой лоб прохладную ткань и садится ближе, глядя так серьёзно в глаза», — Скажи, откуда у тебя шрамы на теле? Что с плечом? Что с горлом? Адам… Если нужна помощь, я… — он положил свои холодные руки на моё лицо. — Я помогу, правда… Ты только скажи…

— Как ты узнал? — выдавливаю из себя.

— У тебя кровь из носа пошла, одежду запачкала. Пришлось раздеть тебя.

— Ясно, — отворачиваю голову в сторону и смотрю на пятно на обоях. В горле пересохло, хочется пить. — Сделай кофе.

Гилберт напряжённо глядит на меня своими серыми глазами и кивает, оставив меня одного в комнате. Встаю с постели и подхожу к пятну, оставленному чаем. Дотрагиваюсь до него, а затем до старого деревянного комода, что стоит тут с моего рождения. Раньше Гилберт хранил в нём сигареты и избивал меня, когда я открывал комод, чтобы выкинуть сигареты. Их запах всегда очень бесил меня, а в школе мистер Колдс рассказывал, как они вредны для здоровья.

Интересно, сигареты ещё там? Ящик со скрипом отодвигается. Вижу скудный состав вещей: серые и чёрные футболки, носки, пара запятнанных платков. Под одним из платков что-то поблёскивает под лучами неяркого солнца; в моих руках оказывается фотография. Старая чёрно-белая фотография.

Пальцы чувствуют неровную деревянную рамку, занозы тут же врезаются в пальцы, но я лишь сильнее сжимаю фотографию.

На ней стоят четверо счастливых людей возле ботанического сада.

Помню, как сейчас: это был мой восьмой день рождения, родители решили отвести нас с братом в ботанический сад, — посмотреть на растения, цветы, деревья. В тот день я был до особенного счастлив, а все беды и переживания куда-то исчезли, сами закрылись в какой-то железный сейф, код от которого мне будет выдан лишь на следующий день.

Как только мы вышли из сада, к нам подбежал фотограф, — дядюшка Хэнкс, — наш друг семьи.

— Скажите «сыр»! — он довольно улыбается и ждёт, пока мы хором произнесём это. Щелчок. От вспышки я зажмурил глаза.

На фотографии я стою рядом с братом, держа в левой руке мороженое, мои глаза крепко зажмурены, зато улыбка во весь рот. Гилберт стоит рядом и прищурено лыбится, держа рядом своё любимое ванильное мороженое. Папа стоит серьёзный, как всегда. На нём был костюм, который приходился на два размера больше. Мать тогда отговаривала его надевать этот костюм, но отец был настойчив, ведь: «Милая, у него ведь такая приятная ткань, а узоры на рубашке донельзя хороши!». И тогда не было важно, что цветные узоры на фотографии будут видны чёрными.

А рядом с отцом, взяв его под руку, стоит мать… Её лучезарная улыбка освещает всю эту чёрно-белую фотографию, на шее блестит её любимый золотой кулон, на котором выгравирано её имя, — Сьюзен.

И я сам не замечаю, как на фотографию начинают капать слёзы: сначала на лицо отца, затем на лицо матери.

— Кофе готов! — радостно заявляет Гилберт и входит в комнату, держа в руках поднос с двумя чашками, от которых исходит пар, — Смотри, я украсил твой кофе мятой! Вкусно пахнет, правда?

Вкусно? Донельзя. Беру чашку в руки и вдыхаю, вдыхаю, вдыхаю, как чёртов наркоман, наслаждаясь каждым глотком воздуха. Какой же банальный запах, но в голове крутится навязчивая мысль, что всё это ненастоящее. Не хватает чего-то ещё. Что я упустил? Что? Что ещё было в его запахе? Уверен. На сто процентов. Там было что-то ещё. Такое свежее, холодное, приятное, впивающееся в кожу незаметно, а затем заседающее в крови навсегда. Не могу. Один вдох. Всего один миг рядом с ним сделал бы меня в меру счастливым. Почему? Почему мне так хочется?

— Адам, сходим… к ней? — внезапно говорит брат, а в моей голове стоит писк, оглушающий меня на сто процентов, погружающийся дымом в мой разум. Его кулаки так правильно били меня. Его зубы так правильно кусали мою шею. Его губы так правильно… Так правильно… Что? Что я имею в виду?

— Адам? — Гилберт трогает моё дрожащее тело, трясёт меня, пытаясь привести в чувства, а я выхожу из транса минуте на тринадцатой, быстро вдохнув и взглянув в испуганные глаза брата. На полу валяется разбитая чашка, из которой пролился весь кофе. Листочек мяты лежит у моих ног.

***

Её могила выглядит свежей. Сколько прошло времени? Четыре месяца с тех пор? Я не был тут ни разу. Присаживаюсь на колени и дотрагиваюсь до холодного камня, на котором выгравировано: «Сьюзен Хилл. 1968–2018».