Повседневная жизнь депутатов Государственной думы. 1993—2003

«А вам что взять?» — Разогревавшая бутерброд и стоявшая спиной к прилавку тетя Люба услышала бас со знакомыми обличительными интонациями. «Ой, да я сама, мне, Геннадий Андреевич, только чайку, и то неудобно», — искательно заверещал в ответ женский голос. «Ну, это мы можем. Два чая, пожалуйста». — Зюганов протянул буфетчице бумажку и подвинул стоявшую на прилавке чашку своей спутнице. «Позвольте, это мой чай», — заявила подошедшая за бутербродом девица, перехватывая блюдце. «Ваш — заберите», — несколько сконфузился Зюганов, перед которым тетя Люба, давясь смехом, уже ставила два горячих стакана.

«Вот так ваш вождь у журналисточки чай чуть и не скоммунизьмил», — сидя после работы на лавочке у подъезда, тетя Люба развлекала старушек-соседок, которые все, как одна, голосовали за коммунистов. «А ничего бы с ней и не случилось, — баба Женя, пока позволяли ноги, ходила даже на митинги и Зюганова почитала борцом и героем, — а еще кого ты там видала?» Несмотря на политические предпочтения, соседки с неменьшим интересом слушали рассказы не только про коммунистов, но про любых думцев.

Думские дебаты, в отличие от верховносоветских, по телевизору не показывали, и страна знала только тех героев, которые мелькали в теленовостях. Набор мелькающих менялся, число было постоянно и не превышало двух десятков. «Это, как если бы вместо очередной серии „Санта-Барбары“^[209] пересказывали бы ее краткое содержание», — жаловалась одна из самых политизированных старушек.

Тетю Любу же собственно думские прения волновали мало. Ее интерес к депутатам был сродни интересу к актерам. В молодости стену над Любиной кроватью украшали фото звезд советского экрана. Портретов любимых политиков она не собирала, да и любимых, в общем-то, и не было, но любопытство она проявляла исключительно в отношении известных персон.

Когда Думу только собрали, тете Любе больше всего хотелось посмотреть на Кашпировского. Хотя пик его популярности, как и ажиотаж вокруг съездов, был уже в прошлом, увидеть необычного человека было интересно. Как-то он брал у нее чай, и тетя Люба рассказывала потом товаркам, что целитель взглянул — и тут же прошла с утра нывшая голова. Гипнотические способности либерал-демократа^[210] нравились, впрочем, далеко не всем. Священник и выборосс Глеб Якунин летом 1995 года даже прочел в Думе «молитву против сатанизма», обращенную против Кашпировского. Ответ всесоюзного гипнотизера православному священнослужителю был непочтительным: «Если бы я был способен давать установку депутатам, то сделал бы так, чтобы Глеб Якунин приходил в Думу не в рясе, а в одних подштанниках».

Известный тяжеловес Юрий Власов, кумир тети Любиной юности, ходил в Думу не в атлетических подштанниках, а как все — в костюме. Однако, несмотря на спортивную закалку, писательский талант и парламентский опыт^[211], стать политическим тяжеловесом так и не смог. В начале работы Думы он был одним из кандидатов в спикеры, затем пытался создать депутатскую группу «Российский путь», но добиться ее регистрации так и не сумел и большую часть своего думского срока провел депутатом-одиночкой.

Одинокими оказывались в Думе большинство попавших сюда знаменитостей. И почти никто из них не проявил своих звездных качеств на думской сцене. Например, Александр Невзоров, которого тетя Люба, как и ее бабушки-старушки, затаив дыхание, каждый день слушала все «Шестьсот секунд»^[212], в парламенте не только замолчал, но даже и показывался редко. Грозный Глебыч был настолько незаметен в первой Думе, что было непонятно, зачем он пошел во вторую^[213].

И не только Невзоров спокойно уживался во второй Думе с героиней многих своих сюжетов — «дамой в тюрбане» — Людмилой Нарусовой^[214]. Знаменитый обличитель высокопоставленных расхитителей советской собственности Тельман Гдлян, став депутатом второго созыва, тоже не стал конкурировать с Виктором Илюхиным за звание главного борца с коррупцией. Тетя Люба, помнившая «узбекское дело»^[215] и ожидавшая, что Гдлян немедля начнет называть имена, пароли и явки российских коррупционеров, была крайне разочарована.

Разочаровали буфетчицу и политические звезды, прежде всего обожаемые ею демократы. Гайдар, по призыву которого она едва не кинулась к Моссовету^[216], в Думе вовсе не казался героем. Говорил непонятно, путано, при этом краснел и как будто надувался, ходил смешно, сильно отмахивая одной рукой, и вообще выглядел человеком, которому здесь неловко и неуютно. Из гайдаровской партии Любе больше всего нравился Юлий Гусман, веселый, живой и остроумный, который даже Жириновскому не давал спуску. Сразу видно — актер!

Было ощущение, что многие чувствовали себя в Думе не в своей тарелке. Тетя Люба обратила внимание на двух интеллигентного вида депутатов, которые всегда ходили вместе, будто боялись потеряться. Потом она узнала, что это Вячеслав Шостаковский и Игорь Яковенко из «Яблока».