Повседневная жизнь, досуг и традиции казацкой элиты Украинского гетманства

Юридическую основу свободного положения женщины в украинском обществе заложил Литовский статут, который, как известно, стал и главным сводом законов Украинского гетманства. Артикул 39 Статута постановлял, что «княгини, пани, вдовы, княжны, панны, девки шляхтенки и всякого другого сословия женского пола» являются людьми «вольными», т.е. свободными. Никого из них силой замуж выдавать без их согласия нельзя. И наоборот, каждая была вольна «по совету приятелей их» за кого хотят выходить замуж[232]. Любопытно, что украинское духовенство тоже считало решение о вступлении в брак или в монастырь – делом личным, которое не может совершаться по принуждению[233], а главным препятствием к браку полагало насилие (отмечая при этом «Тего тепер не маш»)[234]. То есть ни отец, ни брат, ни опекун не имел права распоряжаться судьбой женщины, что, разумеется, делало их свободолюбивыми, гордыми и знающими себе цену.

Так П. Алеппский, путешествуя по Украинскому гетманству, отмечал: «Женщины нарядно одеты, заняты своим делом, никто не бросает на них нахальных взглядов»[235].

Юридические свободы украинских женщин дополнялись экономическими, что делало их положение уже совсем независимым. В частности, сестры и братья имели равные права при дележе имущества матери (материзны), которое не переходило к мужу, а оставалось собственностью жены вплоть до ее смерти. От имений отца (отчизны) дочери могли получить после его смерти четвертую часть. Выходя замуж девушка могла через суд потребовать от отца выделения ее доли из материзны (если ее мать к тому времени умерла). Это последнее положение было особенно актуально, учитывая, что часты были случаи повторных браков, и в этом случае закон становился орудием в борьбе панн со «злобными мачехами». К тому же, закон вставал на сторону девушки, если она выходила замуж против воли отца – тот все равно обязан был выделить ей долю из имущества покойной матери.

Жены и вдовы казацкой старшины активно отстаивали свои материальные права, добиваясь от генерального суда подтверждения своих владений[236]. Причем если вдовы отстаивали права на имущество своих покойных мужей не имея других покровителей, то особенно примечательны случаи, когда жены здравствующих мужей приводили в порядок семейные дела, добиваясь соответствующих подтверждений универсалами гетмана[237]. Бывали случаи, когда именно жены старшин захватывали соседское имущество (или имущество родственников), при этом мужья их играли совершенно пассивную роль[238]. Правда, справедливости ради надо отметить, что обычно так действовали дочери известных полковников.

Получив права на имущество, украинские женщины распоряжались им самостоятельно. Например, сохранилось письмо Настасьи Маркович, дочери Нежинского полковника Степана Забелы[239], к своему «свату», т.е. свекру ее дочери – бывшему Лубенскому полковому есаулу Андрею Петровскому. В письме Настасьи речь шла о неподобающем поведении ее дочери, невестки А. Петровского, в связи с чем она передавала ему право распоряжаться имуществом дочери, включая драгоценности «до зросту детей».

Украинские женщины, наряду с мужчинами, составляли духовные завещания, распоряжаясь в них принадлежавшим им имуществом[240].

Бывали случаи, когда жены были значительно состоятельней мужей. Например, жена черниговского полкового судьи В. Томары – (дочь белоусского сотника) Пелагея Болдаковская писала, что тот «женился на ней нищ», и когда «был принят в дом ее материстий» – «не мел у себя больш ничего с пожитков, кроме единого коня и пар нескольких сукон»[241].

Нередко украинские женщины, отстаивая свои материальные интересы, лично обращались в суд. Так, например, поступили монахини Матра и Настасия Закревские, устроившие в Жидичане на свои средства обитель и выгнанные оттуда новым архимандритом-униатом в 1621 г.[242] А вдова киевского подкомория Теофила Горностай, защищая собственные права и права своего несовершеннолетнего сына, подала в суд аж на самого киевского митрополита Петра Могилу, известного своим нравом «воеводича», ведя с ним земельную тяжбу (1629 г.)[243].

Согласно Литовскому статуту, замуж украинская девушка могла выходить с 13 лет[244], а духовенство полагало, что невесте должно быть «не менее 12 лет»[245]. Так что Великом княжестве Литовском сплошь и рядом встречались случаи ранних браков, причем в самых высших классах. Зафея Слуцкая вышла за Януша Радзивилла в 14 лет, Альжбета Швидлавецкая за Николая Радзивилла в 15, Ганна Сапега за Альбрехта Радзивилла в 15 и т.д.[246] Подобная разница в браке встречалась и в более простых слоях украинского общества[247]. Не стоит удивляться, что у врачей большим спросом пользовались средства «на возбуждение к греху плотскому»[248].

Ниже мы поговорим о том, как украинские панны часто проявляли инициативу при выборе мужа и обнаруживали завидную самостоятельность в этом деле, зачастую игнорируя мнение отца.