Все письмо дышит радостными надеждами молодой женщины, которым, скорее всего, не суждено было сбыться. Никаких свидетельств о том, вышла ли Анна Обидовская (Кочубей) замуж второй раз не сохранилось. Да и кто был этот «молодой пан Красенский» – нам тоже точно выяснить не удалось. Правда, в Переяславском полку в бубновской сотне встречаются в середине XVIII в. Иван и Григорий Красники[268]. По крайней мере, в годы преследований имя нового мужа Анны не упоминается, так что желаемая свадьба, видимо, не состоялась. Скорее всего, помешали этому обострение внешней ситуации (Россия оказалась в критической ситуации в Северной войне), Петр в этих условиях собрался превратить Украинское гетманство в «выжженный край», Мазепа начал переговоры с поляками, а в сентябре Кочубей написал на него свой первый донос. Мы не знаем, какие отношения были у Мазепы с вдовой его племянника, но отношения с семьей Кочубея у него к этому времени резко ухудшились.
Как мы видим, согласие на брак матери было в украинском обществе не менее значимым, чем благословение отца. В Украинском гетманстве матери вообще играли особую роль. Надо отметить, что вопреки нашим представлениям о тенденции к росту продолжительности жизни, в XVII в. на Украине часто жили долго – если только какие-нибудь трагические обстоятельства безвременно не обрывали земной путь. Замечательная экология, позволявшая казакам лечить раны, прикладывая к ним сырую землю, способствовала тому, что на Украине нередким явлением были «столітні діди», причем даже среди казаков и запорожцев[269]. Такое долголетие относилось, разумеется, и к женщинам. И вот пожилые матери нередко продолжали руководить своими взрослыми сыновьями, и не только в домашней жизни, несмотря на то что те уже достигли высочайшего положения в обществе. При этом сыны выказывали большую почтительность и искреннюю привязанность к матерям. Например, полковник Григорий Галаган писал в своем дневнике: «Матка моя скончалась, от якой несносной печали я и сам толко что не луснув[270]»[271].
Ярким примером прямого вмешательства матери в политические дела служит эпизод весны 1659 г., когда решался вопрос об изменении Гадячского договора. В доме гетмана Ивана Выговского в Чигирине в момент прибытия польского посланника помимо брата и отца присутствовала и мать (урожденная Олена Ласко). Когда Выговский согласился на изменение статей, навязанных ему поляками, «отец и Данило немедленно встали из-за стола и пошли в комнату, где была мать. Немного спустя (явно – после семейного совещания –
Не меньше влияние на своего сына-гетмана имела и Марина Мазепа[274] (в иночестве Мария Магдалена). Происходила эта пани из шляхетского рода Мокиевских. Ее муж Адам-Степан был сотником у Богдана Хмельницкого, что не мешало ему впоследствии стать подчашием черниговским. Пани Мазепа была активным членом луцкого православного братства[275], а затем, приняв постриг, возглавила два крупнейших женских православных монастыря (киевский Вознесенский Печерский и глуховской Успенский). Она прожила долгую и активную жизнь, скончавшись примерно в 90 лет.
Пожилая пани отличалась завидной энергией. В 1688 и 1692 гг. она ездила в Москву со старицами и слугами, получив там дары: объяр, байберек, камку и сукно, а также пожертвования на ее монастыри[276]. Добилась пани Мазепа от самого патриарха Адриана разрешения перенести глуховской монастырь в более уединенное место[277], а от Петра I получила села и мельницу для Вознесенского монастыря[278]. Доходы ее обителям шли впрок. В возглавляемых ею монастырях, особенно в Киевском, большого развития достигли вышивки серебром, золотом и шелками[279]. После присоединения сыном в 1704 г. под свою юрисдикцию Правобережья, пани Мазепа, несмотря на свой почтенный возраст, основала там «великие слободы», заселив их левобережными людьми[280]. При этом Мария Магдалена заботливо посылала своему ненаглядному сыну-гетману свежие овощи с собственного монастырского огорода[281].
Нередко пани Мазепа вмешивалась и в серьезные политические вопросы. Причем могущественный гетман не только прислушивался к ней, но и следовал ее советам. Так сам И. Мазепа объяснял, что от казни и наказания он в свое время освободил В. Кочубея в том числе по просьбе «покойной матушки моей»[282].