После такого демарша суд приговаривает его к расстрелу, но батальон не знает об этом: узнает только тогда, когда барабаны забили тревогу и роты помчались бегом к месту сбора. Думали — парад с раздачей медалей, оказалось — расстрел. Легионеры глазам своим не верят: какой Шапиро немецкий шпион? Какой мятежник? Это ж наш, легионер — разведчик… Но отбить товарища им даже в голову не приходит в силу привычки к дисциплине. Да и французам — виднее, а мы что… мы — иностранцы. Шапиро спокоен, только у него очень усталый вид… Щуря близорукие глаза, он сосредоточенно, как загипнотизированный, рассматривает крайнего справа стрелка, краснощекого весельчака Бодена. Расстрельной командой — полувзводом командует тот самый сержант, из-за которого студент сейчас стоит у дерева и отрешенно ждет смерти. После залпа сержант Делькур пускает казненному револьверную пулю в ухо, но делает это сконфуженно.
На легионеров казнь Шапиро не производит никакого впечатления. Педагогический эффект — нулевой. Что до судьбы Шапиро — просто не повезло, да и какая разница, от чей пули и когда ты здесь умрешь… Оставим пафос офицерам, вроде сволочи Стервятника.
В легионе не любят говорить о дезертирах — это позорные пятна на его знаменах, обагренных кровью героев. Этим легион ничем не хуже и не лучше других армий. Но в нем уже давно — еще со времен разгрома в Индокитае — созданы все условия для того, чтобы солдаты не разбегались. Во время войны в Алжире молодые французы уклонялись от исполнения своего «священного долга», а вот легионеры — нет. Пусть французы между собой разбираются, а их дело — служить. Они тут по своей доброй воле.
Во всех армиях мира солдаты не любят тех офицеров, которые делают карьеру за счет их жизней. А таких — большинство. В Иностранном легионе тоже служили (и служат) разные люди, но нормой считаются отношения, невозможные ни в царской армии, ни в Советской, а уж тем более в сегодняшней. Российской. Полковник казачьих войск Елисеев, служивший в Индокитае в чине лейтенанта, пишет в своих заметках: «По многим причинам легионеры недолюбливали офицеров-французов, как представителей нации. К офицерам-иностранцам, таким как я, «бесподданным» — относились внимательно, даже с любовью, доверительно в разговорах, т. к сами они были «иностранцы» в Легионе, попав в него по многим личным событиям».
Сегодня у легионеров такое же отношение к французам-офицерам, но оно меняется, стоит лишь оказаться вместе на боевой операции. И все же нашим легионерам, с их русской привычкой к простоте отношений, порой не хватает в повседневной жизни открытости и душевности командиров, но ждать от них этого не приходится: они — французы, а значит, совсем другие люди.
Легион не обычное воинское подразделение, а большая семья. «Среди всех полков Иностранного Легиона, при очень суровой казарменной дисциплине — в личных взаимоотношениях существует традиция теплого товарищества и взаимной поддержки, когда разница в чинах и положении по службе — отходит на задний план, и остаются люди, тесно связанные между собой бесчисленными нитями общей службы и жизни в этой оригинальной и по-своему интересной воинской формации французской армии… — пишет дальше Елисеев. — Во французской армии, на взгляд офицера русской армии — много есть «курьезов», но должен подчеркнуть, что есть много хорошего, интересного и правильного. В особенности в Легионе, вне строя не только подчиненные офицеры, но и рядовые солдаты — свободно могут разговаривать и выражать свое мнение, даже и генералу».
Думаю, корни этого явления нужно искать в обычаях, которые завел еще Наполеон в своей Великой армии. Это — тоже отголосок революции. Увы, наша армия после Суворова, со времен Павла I, так и плетется по «прусскому пути».
Легионеры не слушают никого, кроме своих командиров. Священники с дежурными словами утешения сюда даже не заглядывают… Зато командир должен всегда говорить своим легионерам правду — это правило. Вот характерный разговор капитана с киснущими от однообразия траншейной войны легионерами, к которым он заглянул в ОКОП:
«Вы считали, что война — это переходы по живописным местам, где хорошенькие бабенки ожидают вас за каждым поворотом дороги. Вы думали, что война — это горячие бои, шумные сражения, победы, ордена, рукопожатия маршала, поздравления президента! А мы гнием в траншеях, и дальше ночных перестрелок дело не идет». Легионеры слушают его и верят ему: говоря о них, он и о себе говорит. И у него тоже вот-вот «кафар» начнется… «Мне жаль моих добрых легионеров, с которыми мы мяли пески африканских пустынь. Не к такой войне они привыкли! И мне жаль волонтеров тоже. Они пришли в Легион с высокой и благородной идеей защищать свободу и цивилизацию. Так вот, дети, я скажу вам хорошенькую вещь: это и есть война! Вместо храбрости теперь нужно терпение!.. Терпение! И не поддаваться тоске! Кафар — это морская болезнь солдата!.. Ясно? Идет весна. Весной мы пойдем к немцам в гости. Тем лучше будет для тех, кого мы не застанем дома!.. Вольно! Разойдись…»