Повседневная жизнь Москвы. Очерки городского быта в период Первой мировой войны

Мы успели сделать по Тверской шагов десять, не меньше. И вот… Позади гул голосов, потом крик:

– Держи их, товарищи! Утекут, сволочи!

Брань, крики и топот тяжелых сапог. Останавливаемся и резко оборачиваемся в сторону погони.

Опускаю руку в боковой карман и нащупываю револьвер. Быстро шепчу М-у:

– Вы молчите. Говорить буду я. (Я знал, что говорить с ними он не сумеет.)

Первая минута была самой тяжелой. К чему готовиться? Ожидая, что солдаты набросятся на нас, я порешил, при первом нанесенном мне ударе выстрелить в нанесшего удар, а потом – в себя.

Нас с воплями окружили.

– Что с ними разговаривать? Бей их, товарищи! – кричали напиравшие сзади.

Передние, стоявшие вплотную к нам, кричали меньше и, очевидно, не совсем знали, что с нами делать. Необходимо было инициативу взять на себя. Чувство самосохранения помогло мне крепко овладеть собой. По предшествующему опыту (дисциплинарный суд, комитеты и пр.) я знал, что для достижения успеха необходимо непрерывно направлять внимание солдат в желательную для себя сторону.

– Что вы от нас хотите? – спрашиваю как могу спокойнее.

В ответ крики:

– Он еще спрашивает!

– Сорвал и спрашивать смеет!

– Что с ними, св… разговаривать! Бей их! – напирают задние.

– Убить нас всегда успеете. Мы в вашей власти. Вас много – всю улицу запрудили, – нас двое.

Слова мои действуют. Солдаты стихают. Пользуюсь этой передышкой и задаю толпе вопросы – лучший способ успокоить ее.

– Вас возмущает, что я сорвал воззвание. Но иначе я поступить не мог. Присягали вы Временному правительству?

– Ну и присягали! Мы и царю присягали!

– Царь отрекся от престола и этим снял с вас присягу. Отреклось Временное правительство от власти?

Последние слова приняты совсем неожиданно.

– А! Царя вспомнил! Про царя заговорил! Вот они кто! Царя захотели!

И опять дружный вопль:

– Бей их!

Но первая минута прошла. Теперь, несмотря на вопли, стало легче. То, что сразу на нас не набросились, – давало надежду. Главное – оттянуть время. Покрывая их голоса, кричу:

– Если вы не признаете власти Временного правительства, какую же вы власть признаете?

– Известно какую! Не вашу – офицерскую! Советы – вот наша власть!

– Если Совет признаете – идемте в Совет! Пусть там нас рассудят, кто прав, кто виноват.

На генерал-губернаторский дом я рассчитывал как на возможность бегства. Я знал приблизительное расположение комнат, ибо ранее приходилось несколько раз быть там начальником караула.

К этому времени вокруг нас образовалась большая толпа. Я заметил при этом, что вновь прибывающие были гораздо свирепее других настроены.

– Итак, коли вы Советы признали – идем в Совет. А здесь на улице нам делать нечего.

Я сделал верный ход. Толпа загалдела. Одни кричали, что с нами нужно здесь же покончить, другие стояли за расправу в Совете, остальные просто бранились.

– Долго мы здесь стоять будем? Или своего Совета боитесь?

– Чего ты нас Советом пугаешь? Думаете, вашего брата там по головке погладят? Как бы не так! Там вам и кончание придет. Ведем их, товарищи, взаправду в Совет! До него тут рукой подать.

Самое трудное было сделано.

– В Совет так в Совет!

Мы первые двинулись по направлению к Скобелевской площади. За нами гудящая толпа солдат.

Начинались сумерки. Народу на улицах было много.

На шум толпы выбегали из кафе, магазинов и домов. Для Москвы, до сего времени настроенной мирно, вид возбужденной, гудящей толпы, ведущей двух офицеров, был необычен.

Никогда не забуду взглядов, бросаемых нам вслед прохожими и особенно женщинами. На нас смотрели как на обреченных. Тут было и любопытство, и жалость, и бессильное желание нам помочь. Все глаза были обращены на нас, но ни одного слова, ни одного движения в нашу защиту. (…)

Скобелевская площадь оцеплена солдатами. Первые красные войска Москвы. Узнаю автомобилистов.

– Кто такие? Куда идете?

– Арестованных офицеров ведем. Про царя говорили. Объявления советские срывали.

– Чего же привели эту с…? Прикончить нужно было. Если всех собирать, то и места для них не хватит! Кто же проведет их в Совет? Не всей же толпой идти!

Отделяется человек пять-шесть. Узнаю среди них тех, что нас первыми задержали. Ведут через площадь, осыпая неистовой бранью. Толпа остается на Тверской. Я облегченно вздыхаю – от толпы отделались.

Подымаемся по знакомой лестнице генерал-губернаторского дома».

К счастью для Сергея Эфрона и его товарища, в Совете их судьей оказался большевик, не поддавшийся кровожадным настроениям революционных масс. Узнав, что вся вина молодых прапорщиков заключалась в срывании воззваний, он сумел замять дело. Для успокоения солдат ему прошлось провести формальное следствие, а когда подвернулся благоприятный момент, нечаянный спаситель вывел офицеров в безопасное место.