Повседневная жизнь Москвы. Очерки городского быта в период Первой мировой войны

На трибуну, минуя председателя, всходит полковник Генштаба. Небольшого роста, с быстрыми решительными движениями, лицо прорезано несколькими прямыми глубокими морщинами, острые стрелки усов, эспаньолка, горящие холодным огоньком глаза под туго сдвинутыми бровями. С минуту молчит. Потом, покрывая шум, властно:

– Если передо мною стадо – я уйду. Если офицеры – я прошу меня выслушать!

Все стихает.

– Господа офицеры! Говорить больше не о чем. Все ясно. Мы окружены предательством. Уже льется кровь мальчиков и женщин. Я слышал сейчас крики: в бой! за оружие! Это единственный ответ, который может быть. Итак, за оружие! Но необходимо это оружие достать. Кроме того, необходимо сплотиться в военную силу. Нужен начальник, которому мы бы все беспрекословно подчинились. Командующий – изменник! Я предлагаю тут же, не теряя времени, выбрать начальника. Всем присутствующим построиться в роты, разобрать винтовки и начать боевую работу. Сегодня я должен был возвращаться на фронт. Я не поеду, ибо судьба войны и судьба России решается здесь – в Москве. Я кончил. Предлагаю приступить немедленно к выбору начальника!

Громовые аплодисменты. Крики:

– Как ваша фамилия?

Ответ:

– Я полковник Дорофеев.

Председателю ничего не остается, как приступить к выборам. Выставляется несколько кандидатур. Выбирается почти единогласно никому не известный, но всех взявший – полковник Дорофеев.

– Господ офицеров, могущих держать оружие в руках, прошу построиться тут же, в зале, поротно. В ротах по сто штыков, – думаю, будет довольно, – приказывает наш новый командующий.

Через полчаса уже кипит работа. Роты построены. Из цейхгауза Александровского училища приносятся длинные ящики с винтовками. Идет раздача винтовок, разбивка по взводам. Составляются списки. Я – правофланговый 1-й офицерской роты. Мой командир взвода – молоденький штабс-капитан, высокий, стройный, в лихо заломленной папахе. Он из лазарета, с незажившей раной на руке. Рука на перевязи. На груди белый крестик (командиры рот и взводов почти все были назначены из георгиевских кавалеров)».

Полковник Л. Н. Трескин, командовавший одним из участков обороны Александровского училища, отмечал в мемуарах сложную ситуацию, в которой оказался выбранный офицерами командир полковник Дорофеев: «…последний, учитывая всю серьезность положения моего отряда, ничего сделать не мог. С большим трудом налаживая порядок в училище, ему пришлось еще вести трудную “политическую борьбу” с командованием в лице полковника Рябцева и его приближенными».

На исходе 27 октября, когда «белые» и «красные» готовились к борьбе, большая часть населения Москвы жила привычной жизнью. В рабочих районах отдыхали после трудового дня и готовились к новому – ВРК еще не призвал пролетариат ко всеобщей забастовке, поэтому фабрики и заводы продолжали работать. Центр города был привычно заполнен гуляющей публикой.

«Вечером на главной артерии города, на Тверской, шумела и двигалась обычная огромная толпа, – описывал конец последнего мирного дня корреспондент вечерней газеты “Время”. – Много было гуляющих, и казалось, что второй спокойный день неопределенного положения уже закалил москвичей, и они, ничего не боясь после проведенной третьего дня беспокойной ночи, воспрянули духом и решили, что жизнь пойдет и дальше тем нормальным темпом, которым она шла у нас до сих пор.

В седьмом часу появились в центре вечерние газеты, и улицу огласили громкие крики мальчишек-газетчиков.

Публика буквально набрасывалась на газетчиков, осаждала их и наперебой раскупала номера.

Тут и там стали образовываться летучие митинги.(…)

К одиннадцати часам уличная жизнь как будто затихла.

Но, увы!

Наступила кровавая ночь.

Те, кто чутко спит, услышали орудийные выстрелы.

Стрельба из револьверов шла всю ночь».

Ночью 27 октября пролилась первая кровь – был обстрелян караул, охранявший Комитет общественной безопасности. Немного позже произошел бой между юнкерами и отрядом «двинцев»[72]. Революционные солдаты, двигавшиеся по приказу ВРК на защиту Совета, были остановлены на Красной площади юнкерами. После ожесточенной схватки, потеряв убитыми и ранеными несколько десятков человек, основная масса отряда все же прорвалась на Тверскую.

В. Щеглов. Прорыв «двинцев» через Красную площадь.

Литография. 1937 г.

В свою очередь, юнкера очистили почтамт и телеграф от революционных караулов, значительно усилили гарнизон телефонной станции. Взвод казаков и несколько офицеров совершили вылазку в 1-ю запасную артиллерийскую бригаду, откуда вывезли два 3-дюймовых орудия и несколько десятков снарядов. В ту же ночь боевое крещение принял С. Я. Эфрон и его боевые товарищи:

«Спускается вечер. Нам отвели половину спальни юнкеров. Когда наша рота, построенная рядами, идет, громко и отчетливо печатая шаг, встречные юнкера лихо и восторженно отдают честь. Нужно видеть их горящие глаза!

Не успели мы распределить койки, как раздается команда:

– 1-й взвод 1-й офицерской, становись!

Бегом строимся. Входит полковник Дорофеев: