Павел Николаевич был исполнительным служащим, а голодное время заставляло его браться за любую работу, которую мог осилить. Он дотошно изучил как материалы наркомата юстиции, так и патриаршей канцелярии о перипетиях борьбы вокруг Троице-Сергиевой лавры. Съездил в Сергиев Посад, осмотрел гробницу преподобного. Изучил акты вскрытия его мощей. Побеседовал как с паломниками, так и с представителями власти Сергиева Посада. Собрав весь необходимый материал, Павел Николаевич написал длинный доклад, который закончил удивительными даже для самого себя словами: «Жалоба Патриарха Московского и Всероссийского должна быть признана подлежащею удовлетворению».
— Вот этого тебе и не надо было делать, — прочитав весь доклад, покачал, наверное, головой начальник Мольвера.
— Не могу иначе, — развел, наверное, руками полуголодный интеллигент.
— Ты хоть подумал, что тебя за эту писанину с работы погонят? Совсем оголодаешь, — предупредил, наверное, начальник.
— Я понимаю, — горько вздохнул, наверное, Мольвер.
Но вряд ли он предполагал, что за честно и добросовестно выполненное поручение к нему на квартиру в первых числах сентября 1920 году заявятся красноармейцы с ордером на обыск и арестуют хозяина. И даже в дурном сне ему не могло привидиться случившееся несколькими месяцами позже, когда
«Состоя на службе Советской власти и занимая ответственный пост помощника управляющего отделом Летучих рабочих ревизий и центрального Бюро жалоб рабоче-крестьянской инспекции и сочувствуя в то же время контрреволюционно настроенным правящим церковным кругам, получив от своего непосредственного начальства срочное поручение по обследованию по жалобе патриарха Тихона — он, Мольвер, в прямое нарушение своего служебного долга вошел в соглашение с указанными церковными кругами об совместных с ними действиях в целях достижения желательных для последних результатов по их жалобе».
Возмущенный поступком Мольвера ревтрибунал объявил привезенному из Таганской тюрьмы
В лавре вскоре поселились электротехническая академия, курсы-школа, институт народного образования. Храмы, в которых запретили богослужения, превратили в музей. В Свято-Троицкой церкви открыто лежали святые мощи преподобного Сергия, а рядом в шапках курили и хихикали новые
Бог поругаем не бывает. Претерпели лютые гонения тысячи и тысячи верующих, претерпел и Павел Николаевич Мольвер. Но своим мученическим подвигом они доказали, что не угас в народе светильник веры, не могут воинствующие атеисты вытравить окончательно многовековую духовную основу русского общества.
И вновь теперь над гробницей радонежского игумена зажжена лампада, и вновь, как и в прошлые столетия, поют люди:
Мощи Твои, яко сосуд благодати полный,
Преизливающийся на всех, к ним притекающих.
По документам архива ФСБ РФ, следственное дело патриарха Тихона.
Но ведь девочка…
На суд над петроградским митрополитом Вениамином и его паствой, задуманный с целью расстрелять побольше православного народа за сопротивление изъятию из храмов весной 1922 года христианских святынь, вызвали очередного обвиняемого Маркина. Допрашивал его председатель народного суда Смирнов, а защищал адвокат Равич.
СМИРНОВ. Вы были 21 апреля около церкви?
МАРКИН. Нет, я пошел по делам, получил по доверенности деньги. Около ворот красноармеец арестовал девочку. Я по-товарищески попросил отпустить, а он арестовал меня, а ее отпустил.
Председатель ревтрибунала уже с первых слов обвиняемого понял суть незаконного деяния этого мелкобуржуазного типа: противодействие в аресте контрреволюционного элемента, в роли которого выступала малолетняя преступница, задержанная красноармейцем. А что она преступница не вызывало сомнения, так как в момент изъятия церковных ценностей находилась неподалеку от храма и, скорее всего, выражала свое неудовольствие происходящей выемкой так называемых святынь православия. Приговор мелкобуржуазному типу уже созрел в голове председателя революционного суда, и он был уверен, что никакие адвокатские каверзы защитника не изменят его.
РАВИЧ. Вы где служили?
МАРКИН. В Вологде, в ЧК.
РАВИЧ. Кем?
МАРКИН. Начальником отряда.
РАВИЧ. Боролись на фронте?
МАРКИН. Да.
РАВИЧ. Вы сами по религиозному убеждению человек верующий?
МАРКИН. Нет, совершенно неверующий.
РАВИЧ. С вами вместе сколько человек привели в милицию?
МАРКИН. Десять человек
РАВИЧ. Из них выпустили кого-нибудь?
МАРКИН. Да, председателя завкома.