Повседневная жизнь России в заседаниях мирового суда и ревтрибунала. 1860-1920-е годы

ПОМАКОВ. Да меня здесь все по окрестности знают. Спросите Ивана Ильича, Петра Герасимовича, Никиту Петровича — они скажут, кто я такой.

СУДЬЯ. Они, может быть, и знают, а я ни их, ни вас не имею удовольствия знать.

ПОМАКОВ. Хе-хе-хе! Да вы — чудак, ваше благородие. Как же вам меня-то не знать. Небось, я не впервые у вас сужусь.

СУДЬЯ. В таком случае, расскажите мне, по старому знакомству, как это вы угораздились разломать стол и произвести такой шум в трактире Сергеева?

ПОМАКОВ. Чего рассказывать-то, посмотрите на мой кулачище, ведь вон он у меня какой. Пошел это я в трактир немножко навеселе. Сел за стол да как хвачу по нему кулаком: «Эй, вы, люди живне, шевелитесь, что ли!» — говорю. Глядь, а стол-то уж вдребезги разлетается. Понятно, после этого подбежало ко мне многое множество трактирных идиотов и давай на меня лаять. «Брысь!» — говорю, и для большего устрашения я немножечко их припужнил.

СУДЬЯ. Как же вы их припугнули?

ПОМАКОВ. Очень простым манером. Сами слышите, голосино-то у меня здоровенный. Знаете ли, я на них и рявкнул. Да так, что самому боязно стало.

СУДЬЯ. Так вы признаете себя виновным в буйстве?

ПОМАКОВ. Какое же это буйство? Разве так буянят?.. А стол сломать — я сломал. Ну и прикрикнул маленечко на половых.

Мировой судья Мещанского участка признал обвиняемого виновным лишь в нарушении общественной тишины и приговорил его к трем рублям штрафа.

Несостоявшаяся лотерея

Средней руки трактир осенью 1891 года. У одного из столов толпится человек двадцать. Шум и гам невообразимые.

— Ну как я выиграю?! Вот будет комедия! — могучим голосом заметил один из участников сборища.

— Какая же комедия? — спросил его мужчина, сидевший с листком какой-то засаленной бумаги.

— Чудак ты. Да пойми: «Не было гроша, да вдруг алтын». Достанься только мне твоя лошадь с этой самой чертовой таратайкой, сейчас же и пойду писать по Москве. Всех знакомых объезжу. Вот рты-то разинут. Дескать, что это вы, Терентий Парфенович, никак лошадкой обзавелись?.. Разбогател, скажу, до ужасти. Сдуру-то, пожалуй, и поверят.

— А ты сначала выиграй, потом и ерунди.

— Сказал: выиграю, и быть тому!

— Да ты что ж, у попа теленка, что ли, съел? — заметили ему компанейцы.

— Есть не ел, а поджаривал разную скотину, вроде тебя.

— Ты что же это, Тереха, лаешься? — обидчивым тоном заметил ему оппонент.

— Лают собаки, а я вашему брату только нос утираю.

— Мне?

— Хотя бы и тебе. Что же ты за фря такая?

В начавшуюся брань ввязались и другие члены собрания. Перепалка на словах стала принимать дурной оборот. Еще минута — и перешли в рукопашную. На их счастье в трактир явился околоточный надзиратель.

— Что за шум? — обратился последний к шумевшим.

Публика на минуту смутилась.

— Из-за лотереи ручаются, — заметил один из служащих.

— Какой лотереи?

Околоточный, заметив у одного из сидевших лист бумаги, распорядился его отобрать.

На листе было написано: «Лотерея. Разыгрывается вороная лошадь. Приметы: на лбу белая звезда, правое ухо разрезанное. А всего 200 билетов по рублю. 10 рублей ставо, чья лошадь, и 10 рублей ставо, кому достанется, и при подписке обязательно на пропой нужно. Цеховой Федор Иванов Орлов…» Дальше шли подписи. Оказалось, что на лотерею уже подписалось 49 человек, и они внесли Орлову деньги.

О случившемся был составлен протокол, коим Орлов был привлечен к ответственности за устройство недозволенной лотереи. На суд явился как сам обвиняемый, так и почти все подписавшиеся на лотерейном листе лица.

Поверенный обвиняемого просил судью отнестись к его доверителю снисходительно ввиду цели, с какой он затеял эту лотерею.

— Что же это была за цель? — спросил судья.

— Благотворительная. Он хотел пожертвовать 20 рублей в пользу бедных.

Это обстоятельство подтвердили и некоторые свидетели.

Мировой судья приговорил Орлова к одному рублю штрафа.

К судейскому столу быстро подходит Терентий Парфенов.

— Что же, ваше благородие, Орлов рубль заплатил. А лошадь кому досталась?

— Никому. Здесь лотереи не разыгрывали.

— Как же это так? Когда же она будет разыгрываться?

— Никогда.

— Значит, лошадь, как была Орлова, так и останется?

— Конечно.

— Вот те раз, и пофорсить мне на ней не придется… И нужно же было этому самому околоточному надзирателю вмешиваться не в свое дело?! Лошадь непременно была бы моя. Головой отвечаю!

Парфенов при общем смехе публики направился к выходу.

Уроки благонравия

В октябре 1891 года в Московском трактире на Сретенке, в доме Малюшина, сидела большая компания. Стол был уставлен бутылками, полубутылками и разными яствами. Из числа сидевших за столом особенно выделялся купец Александр Иванович Иванов. Его мощная фигура и могучий голос давали возможность предположить, что он шутить не любит.

В самый разгар компанейского взаимоугощения в трактир ввалилась новая компания, в числе которой оказался племянник и крестник Иванова — молодой человек лет двадцати двух Гаврила Иванов. Вошедшие уселись за соседним столом. Племянник тотчас заметил своего крестного папашу и подошел к нему поздороваться.

— Ах, это ты?.. Здравствуй, племяш и крестник!