Повседневная жизнь советских писателей от оттепели до перестройки

12 апреля 1962 года Чуковский в Переделкине записал: «Сейчас в три часа дня Александр Трифонович Твардовский, приехавший из города (из Ленинского комитета), сообщил мне, что мне присуждена Ленинская премия. Я воспринял это как радость и как тяжкое горе. Чудесный Твардовский провел со мною часа два… Оказалось, что провалились Н. Н. Асеев, Вал. Катаев. Я – единственный, кому досталась премия за литературоведческие работы. Никогда не здоровавшийся со мною Вадим Кожевников вдруг поздоровался со мною. Все это мелочи, которых я не хочу замечать»{375}. Вот вам и первая ласточка: стал здороваться Кожевников! Какое счастье! А поздоровался он не потому, что зауважал Корнея Ивановича, а потому, что с лауреатами Ленинской премии здороваться надо по статусу. Так что это вовсе не мелочь: не хочешь, а заметишь Чуковского. Авось и самому Кожевникову премию дадут…

Хорошо, что Твардовский (член комитета) не сказал Чуковскому всей правды: что тот мог бы и не получить премию за свою книгу «Мастерство Некрасова», ибо против этого выступал ЦК КПСС, в недрах которого родилась записка о «нежелательности выдвижения на Ленинскую премию К. И. Чуковского»{376}. В дневнике от 13 апреля 1962 года Твардовский раскрывает подробности: «Съездил в город 11-го на 12-е, проголосовал, подписал протоколы в Комитете, привез Чуковскому премию (он и не подозревает, что не будь моего, то есть одного еще, сверх 70, голоса, он бы остался без нее)»{377}.

Сходные мысли посещали и другого писателя, члена комитета от Украинской ССР, Олеся Гончара. 5 апреля 1962 года он отметил в своем дневнике:

«Третий день работает Комитет. Пересевает претендентов. Сколько черных страстей бушует в эти дни! Нажимаются все кнопки, все рычаги знакомств и протекций, люди что-то гадают, прикидывают, выторговывают… В водовороте распрей и страстей нередко забывается главное – само произведение, выставленное на обсуждение; оказывается – не это ли здесь самое главное, и мысль читателя, зрителя – зачем она здесь? Уже завалили одного, второго, третьего… Соискатели ходят под окнами, как тени, ведрами пьют валидол, а мы – шкаликами водку (в коротких перерывах между заседаниями). Расул [Гамзатов] когда входит в зал заседаний – вокруг сразу повеет густой дух спиртного… Сразу же и берет слово, чтобы величать Чуковского. Не хватает кворума. Ждем Суркова. Вот он влетает сердитый, окрысенный, в разных ботинках (один на резине, второй – на коже).

– Слава богу! – говорит Прокофьев.

– Вы скажите “слава богу” Шолохову, который никогда у вас не бывает!

Сурков – стреляный лис. При всей внешней самостоятельности суждений хорошо знает, кому в рот заглядывать. И заглядывает.

– Катаев?.. Как? Оставляем?

О, конечно! Такая вещь! Нас бы не поняли!..

А в закулисье то же Сурков:

– А Катаев?.. Что это такое? “Белеет парус” – это жилет, к которому пришиты огромные рукава, волочатся хламидой по земле… Вот его тетралогия! А вообще – наш Комитет? Но это же рынок, “ярмарка тщеславия”! Торговля напропалую идет!

Вспомнилось, что Сурков этот как-то написал сам себе такую эпитафию:

Пошто грозите ему адом,
Забыв его земной удел?
Всю жизнь свою он голым задом
На муравейнике сидел!

Под “муравейником” следует понимать московскую писательскую организацию. Кстати, вчера она снова завалила предложенных в правление (на перевыборах) Л. Соболева, Поповкина и др.

<…> Два вечера подряд просмотры: ансамбль Игоря Моисеева и академический хор Свешникова. Ансамбль – эффектный, блестящий, выступает в бешеном темпе… Но интересует постановщика, видно, больше экзотичность танца, чем народная его основа. Сегодня секция композиторов выступила на обсуждении – против. С. С. Смирнов, как неутомимый демагог, сразу же выступил “с недоумением”:

– Меня удивляет позиция секции… И смущает… И непонятно…. И я в недоумении… и т. д.

Выступил Шостакович и нервно, перебирая клавиши пуговиц, взволнованно объяснял, почему он против. И потом при голосовании, хотя весы склонились уже в другую сторону, его рука мужественно и одиноко торчала в воздухе, отстаивая свое. Я просто влюблен в этого человека. Честный, принципиальный»{378}. Занятное чтение…