Повседневная жизнь советских писателей от оттепели до перестройки

В Швецию Михаил Александрович отправился 2 декабря 1965 года поездом со всей большой семьей: с супругой Марией Петровной, детьми Светланой, Александром, Михаилом и Марией. А чтобы не скучать в дороге (и было кому чемоданы носить), с Шолоховыми поехали заместитель заведующего Отделом культуры ЦК КПСС Юрий Мелентьев (будущий министр культуры РСФСР), а также кинооператор Леон Мазрухо, редактор Юрий Лукин и переводчик Марк Теплов. Поезд довез их до Хельсинки, где писателю заказали фрак, а женщинам – вечерние туалеты, полагавшиеся по правилам нобелевской церемонии. 7 декабря на машинах отправились в Турку, где сели на теплоход «Свеа Ярл» до Стокгольма. В тот же день приплыли в шведскую столицу, где их встретил совпосол Николай Белохвостиков. Поселились в «Гранд-отеле», в зале которого прошла большая пресс-конференция с участием местных и иностранных журналистов. Вопросы были разные:

«– Что вы будете делать с деньгами?

– Я поеду в Южную Америку и Австралию и не буду давать никаких интервью.

– Если ваши произведения проданы тиражом в 42 миллиона экземпляров, то можно стать капиталистом?

– Советская власть не так глупа, как вы думаете. Если бы она допустила, чтобы я стал капиталистом, то я приехал бы сюда к вам на собственной прогулочной яхте, не правда ли?»

Почему фрак пришлось заказывать за границей? Потому что в СССР в сжатые сроки его пошить не смогли. 29 ноября Шолохов обращается к властям за разрешением взять с собой семью и просьбой выделить ему в долг три тысячи долларов с дальнейшей их отдачей из полученной премии. Министерство финансов с согласия ЦК КПСС выделяет Шолохову валюту, которой хватило на приобретение фрака, белой рубашки, жилетки, бабочки, черных лаковых ботинок 39-го размера, а также норкового манто для жены, нарядов для дочерей. Фраки сыновьям пришлось брать напрокат в Стокгольме[16].

10 декабря 1965 года состоялось вручение дипломов премии, в 16 часов 20 минут, в Большом концертном зале Стокгольмской ратуши. Вручал король Швеции Густав VI Адольф. В дипломе говорилось: «Михаилу Александровичу Шолохову Нобелевская премия по литературе присуждена в знак признания художественной силы и честности, которые он проявил в своей донской эпопее об исторических фазах жизни русского народа».

В ответной речи Шолохов сказал: «Думаю, что художником имеет право называться тот, кто направляет эту силу на созидание прекрасного в душах людей, на благо человечества… Я хотел бы, чтобы мои книги помогали людям стать лучше, стать чище душой, пробуждали любовь к человеку, стремление активно бороться за идеалы гуманизма и прогресса человечества. Если мне это удалось в какой-то мере, я счастлив». Вечером в Золотом зале ратуши дали банкет.

На следующий день в Доме Нобеля, выполнявшем функцию штаб-квартиры Нобелевского комитета, Шолохову был вручен банковский чек на сумму 282 тысячи шведских крон, что равнялось по курсу 55 тысячам долларов. Культурная программа пребывания в Швеции была весьма плотной, советский писатель даже успел возложить золотую корону с зажженными свечами на голову шведской королевы красоты – Моники Ларссон, дочери простого рыбака. 14 декабря отправились домой, восвояси.

На родине Михаила Александровича встретили как героя: в особняке на Ленинских горах был дан большой прием, на который пригласили лучших людей страны – членов Политбюро ЦК КПСС. Пришли и писатели. В честь нобелевского лауреата звучали бесконечные тосты. А 24 декабря он с семьей собрался в Вёшенскую, впереди был Новый год, такой счастливый для Союза писателей СССР и соцреализма, «неоспоримым достижением которого» и было признано присвоение Нобелевской премии в официальном поздравлении ЦК КПСС и Совмина СССР Михаилу Александровичу Шолохову{367}.

На приеме на Ленинских горах был и Иван Стаднюк. Вероятно, смотря на Шолохова, он мог предполагать, как чувствует себя настоящий нобелевский лауреат, удостоившийся великой чести – получить награду из рук короля Швеции. А самому Стаднюку пришлось общаться не с королем, а с глуховатым маршалом Климентом Ворошиловым, тоже приковылявшим на прием: «Маршал заметно исхудал, постарел, лицо его было дряблым, седые усы, седая и жидкая шевелюра. В глазах грусть и какая-то тяжкая озабоченность». Ворошилов привязался к Стаднюку: «Зачем ты куришь? Зачем травишь себя?» Стаднюк кивнул на стоявшего рядом курильщика Грибачёва, «нарядного, наглаженного; его лысая голова прямо сияла в лучах люстр». Ворошилов парировал: «А в голове что у твоего Грибачёва?!» и «сердито постучал себя пальцем по лбу»… Старый маршал «с хмурым лицом» поплелся к лестнице…