Повседневная жизнь советских писателей от оттепели до перестройки

«Отвечая на Ваше обращение, я считаю за честь предложить в качестве кандидата на Нобелевскую премию по литературе за 1953 год советского писателя Михаила Александровича Шолохова. Он пользуется мировой известностью как большой художник слова, мастерски раскрывающий в своих произведениях движения и порывы человеческой души и разума, сложность человеческих чувств и отношений. Сотни миллионов читателей всего мира знают романы Шолохова “Тихий Дон” и “Поднятая целина” – произведения высоко гуманистические, проникнутые глубокой верой в человека, в его способность преобразовать жизнь, сделать ее светлой и радостной для всех. “Тихий Дон”, “Поднятая целина” и другие произведения Шолохова, по имеющимся в моем распоряжении сведениям, вышли в СССР до 1 января 1954 года в 412 изданиях на 55 языках. Общий тираж изданий составляет 19 947 000 экземпляров. Книги Шолохова переведены на десятки иностранных языков и изданы большими тиражами».

Здесь приведен далеко не весь текст этого в общем-то исторического письма, изложенного весьма скучным бюрократическим и протокольным языком. Это в чистом виде плод совместного труда писателей и чиновников. Вспомнили и про «Поднятую целину», и о коллективном хозяйстве. Причем не колхоз, а именно хозяйство – чтобы было сподручнее переводить на шведский. Ибо слово «колхоз» – это так называемый советизм. С другой стороны, если вдуматься в слова про изображенный Шолоховым «беспримерный подвиг в создании нового уклада жизни на основе коллективного ведения хозяйства» (это был один из мотивов выдвижения), то можно расценивать это и как признание непомерных потерь русского крестьянства в процессе раскулачивания. Ведь жизнь в колхозах и работу «за палочки», то есть трудодни, кроме как подвигом не назовешь.

А вот и ответ из Швеции от 6 марта 1954 года:

«Нобелевский комитет Шведской академии с интересом принял Ваше предложение присудить Нобелевскую премию М. А. Шолохову. Так как предложения должны поступать к нам не позднее 1 февраля, Ваше предложение дошло до нас слишком поздно, чтобы быть обсуждаемым за нынешний год. Однако Шолохов будет выдвинут в качестве кандидата на Нобелевскую премию за 1955 год»{354}.

В Швеции тоже были крючкотворы, привязавшиеся к формальностям: подумаешь, месяцем раньше или позже, могли бы и обойти правила ради Шолохова! Шведам надо было бы сразу обращаться в ЦК КПСС непосредственно к Суслову. Михаил Андреевич, судя по всему, и был главным «номинатором». Ему, например, адресовано письмо Суркова от 20 марта 1954 года: «Сегодня родственница академика Сергеева-Ценского передала нам по телефону полученный на имя Сергеева-Ценского ответ Нобелевского комитета на предложение о присуждении Нобелевской премии М. А. Шолохову. Посылаю запись этого текста Вам для сведения»{355}. Сам старенький писатель, вероятно, не смог подойти к телефону.

Но ни в 1956-м, ни в 1957-м Шолохов премию не получил: возник фактор Пастернака. И ведь что занятно: и в СССР, и за рубежом присуждение Нобелевской премии приобрело яркий политический оттенок. В недрах Нобелевского комитета даже обсуждалась идея наградить Пастернака и Шолохова одновременно, к чему уже заранее подготовились в ЦК КПСС. «Если т. Шолохову будет присуждена Нобелевская премия за этот год наряду с Пастернаком, было бы целесообразно, чтобы в знак протеста т. Шолохов демонстративно отказался от нее и заявил в печати о своем нежелании быть лауреатом премии, присуждение которой используется в антисоветских целях»{356}, – из записки секретаря ЦК КПСС Ильичёва и завотделом культуры ЦК Поликарпова от 21 октября 1958 года.

Надо было пройти еще десяти годам, чтобы Шолохов, наконец, получил премию. Как подсчитали математики, всего Михаила Александровича выдвигали на премию (в том числе и сам Нобелевский комитет) 13 раз, последняя номинация оказалась счастливой{357}. Чертова дюжина! В том удачном для советской литературы году, как стало известно из открытого спустя полвека архива Шведской академии, Шолохов стал одним из девяноста претендентов на мировую литературную корону. Среди номинантов – Фридрих Дюрренматт, Макс Фриш, Сомерсет Моэм, Владимир Набоков, Анна Ахматова, Константин Паустовский. В шорт-листе остались в том числе Ахматова, Шолохов, Уистен Хью Оден, Хорхе Луис Борхес и ряд других писателей. Предложение поделить премию между Ахматовой и Шолоховым академики отвергли: между ними кроме русского языка не было ничего общего. Анну Андреевну выдвигали на премию и раньше. 16 июля 1962 года она побывала в гостях, где услышала: «“Эрик Местертон (шведский писатель. – А. В.) просил вам передать, что вы выставлены в этом году на Нобелевскую премию”. В этом мне (Ахматовой. – А. В.) интересно одно: отчего Эрик сам не сообщил мне эту новость?»{358}

19 сентября того же года Лидия Чуковская отметила подробности разговора с Ахматовой: «Я ей призналась, что выдвижение на Нобелевскую премию и радует меня за нее и тревожит. Как бы не повторилась пастернаковская история.