«Пишут все, а она – писатель» – так сказал о первом рассказе Виктории Токаревой Юрий Нагибин. Было это очень давно, почти 60 лет назад. Мы не ошибемся, если назовем Викторию Самойловну старожилом Красной Пахры, ее участок ранее принадлежал Павлу Антокольскому. В 1990 году она «построила двухэтажный дом – крепкий, красивый, кирпичный, как у поросенка Наф-Нафа… Я хотела обязательно высокие потолки. Чтобы стены на первом этаже были выкрашены в белый цвет. Белые ставни – я такие видела в Цюрихе… Я живу тут круглый год. Тут сразу попадаешь в ауру природы и тишины. У меня 40 елок, 40 берез, восемь сосен – абсолютный лес. Никаких тебе грядок и клумб. У нас тут уголок Дурова. Есть своя белочка, мои личные собака и кот. Здесь живет ворона, которая ворует еду у собаки и ходит по крыше, громко клацая когтями. Мы ее зовем Клара. И они все от меня зависят, потому что я их всех кормлю, все они меня как-то по-своему любят. Я думала кур завести, но петухи очень рано просыпаются и орут, соседи будут возражать»{642}. Забота о соседях, которым может помешать если не радиоприемник, то петух, говорит о том, что, несмотря на сильно поредевший строй литераторов Красной Пахры, сложившиеся когда-то давно традиции добрососедства еще теплятся.
В ауру природы и тишины попали и ленинградские писатели, поселившиеся в Комарове – дачном поселке, созданном в 1940-е годы. И ведь тоже символичное название, как и Переделкино. Актер Олег Борисов вспоминал свою здешнюю дачу: «Я тоже ужасно не люблю, когда меня жрут эти твари. На даче, в Комарово, в июне невозможно находиться. Недавно еще прочитал, что больше всех пристают комарихи» – дневниковая запись от 17 февраля 1976 года{643}. Под комарами можно подразумевать еще и пьющих кровь писателей противных цензоров, не дающих свободному художнику полноценно творить и дышать воздухом.
В Комарове, также как и в Переделкине, на арендованных у Литфонда дачах жили писатели, но в меньшем числе. Но какие имена! Мы говорим Комарово, подразумеваем – Анна Ахматова. 21 мая 1955 года Лидия Чуковская отметила в дневнике: «В лиловом облачении в столовую вышла Анна Андреевна. Она ошеломила меня, сообщив, что Ленинградский Литфонд предоставил ей в Комарове дачу. Чудеса в решете! Ахматовой, а не Ардаматскому! Сколько там комнат, и какая она, дача, зимняя или летняя, Анна Андреевна “забыла узнать”. Жить там будут также Ирина Николаевна (Пунина. –
Но при чем здесь Василий Ардаматский, автор приключенческих романов, печально прославившийся своим фельетоном «Пиня из Жмеринки», опубликованным в 1953 году в журнале «Крокодил»? Чуть ранее процитированной нами записи, 18 января 1954 года, Чуковская напишет: «Вызвал Анну Андреевну в Москву здешний Союз по поводу предоставления ей квартиры. По-видимому, это великая честь и милость, но дают ей всего лишь комнату – 10 метров в коммуналке. Квартиру, отдельную и хорошую, предоставляют Ардаматскому (тому самому, “Пиня из Жмеринки”), а его бывшую комнату – Ахматовой»{645}. Действительно, столь щедрый подарок Литфонда Ахматовой не мог не вызвать удивленных вопросов. Вероятно, к середине 1950-х годов отношение к Анне Андреевне со стороны властей уже претерпело изменения в лучшую сторону. Отсюда и такие подарки в виде дачи в Комарове.
Зайдем же в «будку» – одноэтажный домик с кухней и печным отоплением, на крыльце которого был прикреплен лист бумаги с надписью «Все при деле». Сделаем это вместе с уже известным нам Натаном Готхартом, благодаря которому и сохранилось описание бытовых условий жизни Анны Андреевны: «Что представляет собой “дача Ахматовой” в Комарово? Это одна из трех летних дачек, принадлежащих Литфонду и расположенных на небольшом участке на улице Осипенко, дом 3. С торца дома – высокое крыльцо, с которого попадаешь в крохотный коридорчик. Справа – маленькая кухня, слева – дверь в комнату Анны Андреевны… В комнате – маленький рабочий стол и кресло. Стол стоит к окошку боком, и когда Анна Андреевна сидит за столом, то свет слева. Есть несколько стульев и табуретка. Кровать представляет собой кроватную раму с сеткой, поставленную по углам на кирпичи. На стене книжная полка, рядом с ней прикреплен небольшой женский портрет, как после я узнал, Глебовой-Судейкиной. На стене икона “Рождество Христово”. В комнате есть еще диван в виде высокого топчана. Он стоит у входа, торцом к двери, так что дверь открывается не полностью. Над дверью в комнате прибит старинный лубок, что-то по поводу курения “цигарки папирос”»{646}.
А вот и сам невидный участочек: колодец, небольшая клумба с цветами, у забора растет несколько кустов бузины, окаймляющих грядки с картошкой и укропом. А тут лежит, словно вырванный зуб мудрости, выкорчеванный пень. Он удостоился чести быть упомянутым в «Комаровских набросках»: