Повседневная жизнь советских писателей от оттепели до перестройки

Ряд потенциальных клиентов Ария Давыдовича приписывали ему цепкий профессиональный взгляд гробовщика. Якобы, посещая в больнице своего будущего клиента – долго и тяжело болеющего писателя, он сразу прикидывал в голове необходимые размеры. Поэт Николай Старшинов запомнил Ария Давыдовича всегда одетым, как говорится, с иголочки, чисто выбритым и прекрасно подстриженным. Ничего не поделаешь – положение обязывало!

Николай Старшинов также утверждает, что, когда Арий Давыдович смотрел на кого-то из писателей, особенно старшего поколения, у него шевелились пальцы, будто у бухгалтера, что считает на счетах. Литераторы заискивали перед ним, не стесняясь комплиментов: «Дорогой Арий Давыдович, дни мои уже сочтены. Что поделать – скоро и мне придется, вероятно, переселяться в мир иной. Вот я и хочу обратиться к вам с просьбой, выхлопотать для меня подходящее местечко на Ваганьковском». Ротницкий отвечал: «Готов сделать для вас все, что в моих силах. Но они не безграничны. Я вынужден сказать, что на Ваганьковское вы не тянете. Никак не потянете!.. – Голос его теплел, в глазах загорались сатанинские огоньки: – Я для вас, дорогой, как для старого и уважаемого друга, уже подыскал очень уютный уголок на Пятницком. Клянусь вам – очень уютный и почетный! Лучшего не найти!»{227}

Думая о недалеком будущем, писатели не забывали поздравить Ротницкого с праздниками, будь то Новый год или Первомай, отмечали его юбилеи банкетами в ЦДЛ. Михаил Светлов прочитал по этому поводу стихотворение:

Пусть он нашей лаской в зимний день согреется,
Мы его душевным словом наградим.
Ведь у нас писателей множество имеется,
А Ротницкий Арий – он у нас один.

Личность гробовщика нашла свое отражение и в писательском фольклоре. Михаилу Светлову приписывают такую шутку. Называя Ротницкого «Колумбарием Давыдычем», он как-то сказал: «Каждый из нас споет арию Давыдыча!» Как-то Светлов пришел к нему с просьбой: «Сколько стоят мои похороны?» Арий долго жался, ссылаясь на некорректность вопроса, ему было неудобно признаться в том, что он давно уже все посчитал: «Михаил Аркадьевич, за десять похороним!» Светлов попросил отдать ему половину: «А похоронишь меня на оставшиеся пять тысяч». Но ничего не вышло: Ротницкий не знал, как это оформить в бухгалтерии.

Шутки Светлова прославили его не меньше, а может и больше, нежели его стихи. Причем чувства юмора он не терял никогда – оно сопутствовало ему до последних минут жизни. «Принесите пива, рак у меня есть», – горько острил Михаил Аркадьевич. А Давид Самойлов запомнил свою последнюю встречу с ним в ЦДЛ: «Он только что из больницы. Странно изменились волосы – они светились старческим пухом. Может быть, так падал свет. Он похудел, хотя худеть ему как будто было некуда.

– Старик, – сказал он, – знаете, что такое смерть? Это присоединение к большинству.

Острил до последнего. В этом не изменился»{228}.

Случай со Светловым Николай Старшинов расценивает как доказательство отсутствия у Ротницкого чувства юмора, но Константин Ваншенкин утверждает прямо противоположное: Арий Давыдович любил пошутить по поводу своих будущих клиентов: «Фадеев при мне рассказывал на секретариате, как к нему на днях явился Арий Давидович и взволнованно сообщил, что ему удалось выбить несколько прекрасных мест на Ваганьковском, но, чтобы их не перехватили, было бы неплохо побыстрее их занять.

– Своими людьми! – хохотал Фадеев, характерно закидывая голову.

Фадеев был еще молод. Арий Давидович иногда позволял себе пошутить:

– Вот похороню Александра Александровича, это будет моя лебединая песня.

Увы, после Фадеева он проводил еще очень многих»{229}.

Как «выдающегося специалиста, энтузиаста и гурмана своего почтенного дела» запомнил Ария Давыдовича поэт Игорь Губерман. Тещей его была Лидия Лебединская, к которой Ротницкий обратился со следующим призывом: «Лидия Борисовна, умирайте, пока я жив, и вас хоть похоронят по-человечески». А о Светлове сказал: «Я когда любого писателя хороню, то непременно один венок из кучи забираю тихо, отнести чтоб на могилу Светлова. И писателю приятно…»{230} Как всякий гробовщик, Арий Давыдович в душе оставался философом, в мозгу которого рождались парадоксальные мысли. Например, такая: есть люди, которые даже на похоронах норовят быть главнее покойника. С этим трудно не согласиться.

Юрию Нагибину Ротницкий запомнился поведением на похоронах Андрея Платонова в январе 1951 года: «Когда комья земли стали уже неслышно падать в могилу, к ограде продрался Арий Давыдович и неловким, бабьим жестом запустил в могилу комком земли. Его неловкий жест на миг обрел значительность символа: последний комок грязи, брошенный в Платонова». После чего, «наглядевшись на эти самые пристойные, какие только могут быть похороны», Юрий Маркович дал себе слово «никогда не умирать…»{231}. Обещание серьезное, нечего сказать, а главное, трудновыполнимое.