Повседневная жизнь советской коммуналки

Одна команда защищала дом, другая нападала. Читателям, думающим, что обороняться за стенами легче, чем атаковать снаружи, скажу: это совсем не так. Оборонять полуразрушенный, без крыши, дом было гораздо труднее. Дело в том, что с одной стороны подступали густые заросли смородины, за которыми росли старые клены и тополя. С другой стороны стояла почти целая банька, у которой не было только дверей, окошек да нескольких досок в крыше – идеальное место для обстрела дома. А с третьей стороны – завалившийся погреб и дальше посадки картофеля. И кругом – заросли бурьяна, высоких лопухов да дикой конопли. Все это создавало идеальные условия для того, чтобы подкрадываться и стрелять по оборонявшимся.

Да, еще нужно рассказать про оружие. Мы были уже большими (по крайней мере, так о себе думали), чтобы просто бегать с игрушечными автоматами и пистолетами и громко “тата-такать”. Поэтому у каждого из нас было самодельное ружье, выпиленное из деревянной лопасти от жатки комбайна. Стреляло ружье с помощью “авиационной” резинки (от резиномотора модели самолета) пульками, накусанными и выгнутыми из алюминиевой проволоки. На близком расстоянии стреляли такими же пульками из рогатки с “авиационной” резинкой. В кого попала пулька, тот считался убитым».

Одежде, оружию и боеприпасам уделялось внимание особое. Журналист Виктор Саяпин вспоминал:

«Для мальчишек одной из основных игр стала “войнушка”. Чтобы получалось “взаправду”, необходимо было вооружение и экипировка. Пилотку и солдатский ремень находили легко, а вот с оружием выходило сложнее. Везунчики из тех, кто постарше, где-то доставали настоящие пистолеты. Что касается патронов, то их хватало в избытке. Запомнилось, что больше всего было снаряженных боевых патронов в обоймах от карабинов – целые арсеналы. Из патронов высыпали порох, бросали их в костер.

Мастерили самодельные пистолеты и автоматы. Когда мне было лет шесть-семь, дедушка изготовил деревянный пулемет “Максим”, который выглядел как настоящий. С помощью трещотки позволял даже “стрелять”. Мой “рейтинг” в глазах друзей-дошколят вырос до небес. Жаль только, что пулемет при активной помощи друзей быстро поломали. Война не обходилась без штаба, устроенного на чердаке, в подвале, в шалаше или выкопанной землянке».

А Юрий Никулин описывал весьма характерный и впечатляющий случай:

«Во дворе мы часто играли в войну, пользовались пистолетами, выпиленными из дерева, пугачами, игрушечными саблями. Моя тетка в то время работала в детском саду. Помню, пришла она к нам и, увидев кочергу, которой мама помешивала головешки в печке, сказала:

– Хорошая у вас кочерга. А мы в детском саду мучаемся, у нас вместо кочерги ружье.

– Как ружье? – не поверив, спросил я.

– Да так, настоящее ружье, дуло есть, приклад.

– Вот бы мне его! – сказал я мечтательно.

– А чем же мы печку мешать будем? – спросила тетка.

После того вечера теткино ружье не давало мне покоя – я все время думал о нем. Проводя каникулы в Смоленске у бабушки, я уговорил ее сходить на рынок и купить кочергу. Вернувшись в Москву, торжественно вручил кочергу тетке и получил от нее ружье – малокалиберную винтовку выпуска 1890 года, с чуть оплывшим от огня дулом и настоящим прикладом. Стрелять из нее, конечно, было нельзя: нет ни пружин, ни затвора, но разве это имело какое-нибудь значение? Во дворе все ребята играли по очереди с винтовкой, а я даже с ней спал».

Активно играли в «войнушку» и девочки. Писательница А. Луговцова вспоминала, глядя на свою детскую фотографию:

«Мы конечно же играли тогда в войну. На фотографии (я – третья справа в среднем ряду) у меня за поясом наган. Я была Анкой-пулеметчицей в чапаевском отряде и без нагана просто не выходила во двор. А вот и сам Чапай – второй слева в верхнем ряду – Витька Рыхлов. Мы только что помогли ему стереть нарисованные углем лихие чапаевские усы. У отряда был штаб – отвоеванная у дворников маленькая темная кладовка под лестницей. Сюда приводили на допрос “пленных беляков”, захваченных во дворе соседнего дома, с которым мы воевали. Здесь разрабатывались планы предстоящих атак. Здесь сосредоточенный Чапай при свете огарка свечи склонялся над картой, и тогда у дверей штаба замирал вестовой Эдька Оржешковский (первый слева в нижнем ряду), шепотом предупреждая входящих: “Тише, Чапай думает…”

Рядом с Эдькой – Зоя Муравник, Валя Юдина, Галя Ахметова, Галя Плешанова – наши “сандружинницы” и “врачи”, – к ним доставляли “раненых”».

Сразу понятно, что речь идет о довоенном дворе – роль врага отведена «белякам», а не «фашистам».