Подобные энтузиасты находились практически в любом коммунальном дворе. Это были люди артистичные, нуждающиеся в зрительских симпатиях. И эти симпатии они чаще всего обнаруживали в горящих глазах собственных соседей по двору, преимущественно из числа вдовушек в возрасте.
Здесь и пилили, и кололи дрова, чинили автомобили – когда последние начали входить в обиход, а в южных широтах грудастые, шумные женщины даже стирали в корытах белье. Сушили же его во всех широтах, от Мурманска до азиатских песков. И, разумеется, выбивали ковры – летом просто так, а зимой со снегом.
Были, впрочем, и сараи дровяные. Неудивительно – дровами отапливалось пол-Москвы и прочих крупных городов тоже по половине. Мелкие города отапливались таким образом полностью. Уютный запах поезда дальнего следования накрывал на зиму Советскую страну. Теоретически эти сараи были общественной собственностью, как, впрочем, и вообще вся собственность в те времена. Практически они, естественно, были поделены между квартирами и комнатами. Недовольные, ясное дело, находились. Способ выразить свое недовольство напрашивался вполне логичный – подпустить соседу «петуха».
И подпускали. Именно дровяные сараи лидировали в отношении поджогов. Часто поджоги совпадали по времени с другим, более романтичным использованием тех же сараев. Что, в общем, неудивительно – и поджигали сараи, и предавались телесной любви, как правило, в темное время.
Человеческие жертвы были крайне редки – сараи изнутри, как правило, никто не запирал. А вот позором якобы добропорядочные семьянины покрывали себя в несколько слоев, когда скакали без штанов при свете пламени по коммунальному советскому двору.
Именно из подобных дровяных сараев топливо попадало на кухню и в комнаты – топить дровяную плиту (у кого она действовала) или печку-буржуйку (последних, естественно, было значительно больше).
Дрова прямейшим образом ассоциировались с абсолютным счастьем. Будет топливо – значит, удастся перезимовать, сохранить жизнь еще на несколько месяцев. А именно выжить в то время считалось за счастье.
Осип Мандельштам писал:
А москвичка Н. Злобина писала в своих мемуарах: «В районе Тихвинской до очень позднего времени сохранялась еще одна характерная московская особенность – дворы, сплошь застроенные дровяными сараями, в которых обязательно присутствовали особые “норы” – замаскированные комнатки, где в непогоду отсиживались дворовые компании и о которых не знали взрослые. Туда с помоек стаскивались обломки всякой мебели, обрывки ковров – в общем, устраивался уют. Подозреваю, что этими “норами” пользовалась не только и не столько детвора, но и марьинорощинские воры. А мы, дети, об этих “норах” знали – потому как все свободное время проводили на улице, детей лет с трех выпускали гулять одних – сначала в песочницу, а потом уже и не особо контролировали наше перемещение».
А дети, разумеется, использовали все эти дворовые постройки в своих целях. Алексей Козлов писал: «Сарай всегда был поводом, чтобы туда залезть, а потом спрыгнуть. Иногда сарай использовался как способ оторваться от преследования, когда тот, за кем гнались, умудрялся быстро залезть на него и тут же спрыгнуть в другой двор. Преследование на этом чаще всего прекращалось. Но были и просто развлечения в виде прыганья с сараев различной высоты, на землю, в кучу песка, или зимой – в сугроб. Эти прыганья были в какой-то степени видом спортивных соревнований, где выяснялись наиболее храбрые ребята. У нас во дворе было несколько таких сараев, но один, с крышей на уровне второго этажа, был особенно заманчивым. Прыгать с него могли не все. Как выяснилось, дело было в особом страхе высоты, который некоторые, вполне отважные в других ситуациях ребята преодолеть не могли. Зато были такие, для кого прыгнуть с высокого сарая не составляло труда, и дело здесь было не в возрасте, даже пол не играл роли.
Я помню, как безо всякого страха, а главное сразу, не стоя долго на краю крыши, прыгала одна девочка, в то время как более взрослые ребята подолгу не решались на это. Здесь был двойной страх, во-первых, подвернуть или сломать ногу при приземлении, а во-вторых – острое ощущение захватывания духа в процессе самого полета. С гордостью могу сказать, что я преодолевал эти страхи и прыгал со всех сараев. Сильных травм не было, может быть, пару раз подворачивал ногу».
Главным же человеком во дворе был, как нетрудно догадаться, дворник. Он жил в своей полуподвальной дворницкой, национальность имел – преимущественно татарскую, самоотверженно следил за порядком, а когда считал нужным – доносил в КГБ. Стукач он также был ответственный, идейный.