Повседневная жизнь советской коммуналки

Думал, думал
И придумал:
– Дай, к Калинину пойду, мол!
Если ты над всеми староста,
Разберись и тут, пожалуйста!
– Где тут староста?
– Пожалуйста.
– Он какой?
– Вон тот, седой.
– С бородой?
– Да, с бородой.
Ишь какой!
Совсем простой.
А на должности большой.
А я думал, что он – важный,
Очень страшный,
Двухэтажный,
Золоченый,
Расфранченный,
С галунами,
С орденами
И с такими вот боками!..
Тут сосед пожал плечами
И промолвил тихо так:
– Хоть ты Примус, а дурак!
– Как?
– Так!

5

Наконец, дошел черед
И до Примуса!.. И вот:
Примус жалобно захныкал,
Поднапыжился, как пыж,
И запшикал:
Пш! Пш! Пш!
– Разъяснять всем все повинен, —
Отвечал ему Калинин
Под конец:
– Ты, товарищ,
Жаришь,
Варишь,
В этом деле ты и спец!
И еще запомни твердо:
Что для всяческой страны —
Не одни нужны лишь «Форды»,
Но и Примусы нужны.
Правда, с виду «Форды» краше
И у них достоинств куча,
Но хоть жить им и легко,
Без твоих же щей и каши
На моторе самом лучшем
Не уедешь далеко!
– Понял?
– Понял!
И с кряхтеньем
Тарахтеньем —
Разъясненьем
Тем смущен,
Почесал горелку он!..
И пропшикал на прощанье:
– До свиданья!
– До свиданья!

И – тем не менее: «Можно себе вообразить тот ад, который творится на кухне в момент, когда восемнадцать семейств, населяющих этот тихий особнячок, готовит на восемнадцати примусах восемнадцать обедов».

Это уже Сергей Прокофьев.

* * *

Да, примус, как ты его ни крути – герой отрицательный. Этот факт признавали практически все современники примуса. Если не напрямую, то подспудно точно признавали. Не зря Сергей Сергеевич Заяицкий, работая над детской повестью «60 братьев», назвал главного негодяя этой повести не как-нибудь, а Примусом Газолиновичем Чортовым.

– Примус – нешто имя? – переспросил главный герой в момент знакомства.

– Теперь новые имена, – обтекаемо ответил Чортов. Который, простите за спойлер, в действительности оказался не Чортовым и уж, тем паче, не Примусом, а всего-навсего Семеном Куровым, личностью, впрочем, темной.

Впрочем, о какой действительности можно говорить применительно к детскому произведению одного из ведущих придумщиков послереволюционной России?

Примус фигурировал в последних сценах романа «Мастер и Маргарита» признанного певца советских коммуналок Михаила Булгакова:

«По всем комнатам мгновенно рассыпались люди и нигде никого не нашли, но зато… в гостиной на каминной полке, рядом с хрустальным кувшином, сидел громадный черный кот. Он держал в своих лапах примус.

В полном молчании вошедшие в гостиную созерцали этого кота в течение довольно долгого времени.

– М-да… действительно здорово, – шепнул один из пришедших.

– Не шалю, никого не трогаю, починяю примус, – недружелюбно насупившись, проговорил кот, – и еще считаю долгом предупредить, что кот древнее и неприкосновенное животное.

– Исключительно чистая работа, – шепнул один из вошедших, а другой сказал громко и отчетливо:

– Ну-с, неприкосновенный чревовещательский кот, пожалуйте сюда.

Развернулась и взвилась шелковая сеть, но бросавший ее, к полному удивлению всех, промахнулся и захватил ею только кувшин, который со звоном тут же и разбился.

– Ремиз, – заорал кот, – ура! – и тут он, отставив в сторону примус, выхватил из-за спины браунинг. Он мигом навел его на ближайшего к нему стоящего, но у того раньше, чем кот успел выстрелить, в руке полыхнуло огнем, и вместе с выстрелом из маузера кот шлепнулся вниз головой с каминной полки на пол, уронив браунинг и бросив примус.

– Все кончено, – слабым голосом сказал кот и томно раскинулся в кровавой луже, – отойдите от меня на секунду, дайте мне попрощаться с землей. О мой друг Азазелло! – простонал кот, истекая кровью. – Где ты? – кот завел угасающие глаза по направлению к двери в столовую, – ты не пришел ко мне на помощь в момент неравного боя. Ты покинул бедного Бегемота, променяв его на стакан – правда, очень хорошего – коньяку! Ну что же, пусть моя смерть ляжет на твою совесть, а я завещаю тебе мой браунинг…

– Сеть, сеть, сеть, – беспокойно зашептали вокруг кота. Но сеть, черт знает почему, зацепилась у кого-то в кармане и не полезла наружу.