28 сентября он был «подвергнут ответственности» вместе с председателем губернского суда Кукурановым за существовавшие между ними распри, ссоры и разные беспорядки. К счастью, губернатора не признали в этом деле виновным, и он отделался только замечанием,
В начале 1829 года Бантыш-Каменский снова приехал по делам в Петербург, где посетил нескольких вельмож, включая и Сперанского.
– Как осмелился ты доносить на двух сенаторов, облечённых монаршим доверием?
Князь почему-то не принял во внимание, что губернатор тоже был облечён монаршим доверием. Вот если бы он, Лобанов-Ростовский, был министром, то он оправдал бы Бантыш-Каменского. Он сказал бы государю, что тот сошёл с ума.
А один из судей, сенатор Егор Александрович Дурасов, заявил без всяких обиняков:
– Я сам сенатор и обязан поддержать товарищей. Если губернаторы будут уничтожать донесения сенаторов, к чему сенаторы?
Бантыш-Каменский опять смолчал, а мог бы и возразить: если ревизоры-сенаторы будут уничтожать донесения губернаторов, то к чему тогда губернаторы? Да что там сенаторы, современники Бантыш-Каменского! Спустя 40 лет автор статьи в «Русской старине» о его записках, пишет, что своими настойчивыми прошениями на имя императора Николая Дмитрий Николаевич только вредил себе.
…Свидание со Сперанским тоже было малоутешительным. Двери к сановнику открылись лишь с третьего приезда. Михаил Михайлович уже не бросался отставленному губернатору на шею и принял его очень холодно. Он изволил приподняться в кресле и указать визитёру на кресло напротив. Сперанский отлично выполнял роль лицемера и только в конце беседы вышел из неё и полюбопытствовал:
– Итак, вы решительно намерены утруждать государя?
Бантыш-Каменский ответил, что он вынужден это сделать, будучи незаконно обвинён сенаторами. Сперанский «поправил» его, указав, что жаловаться ему следовало не на ревизоров, а на Комитет министров и 1-й департамент правительствующего сената.
– И вы думаете, что государь предпочтёт вас двум сенаторам, первому департаменту и Комитету министров? – спросил Сперанский.
– Вся моя надежда на правосудие монарха, – ответил Бантыш-Каменский.
– Поверьте, что вы останетесь в накладе. С сильными слабому бороться невозможно. Сенаторам всегда даётся вера – они всегда останутся правыми.
Бантыш-Каменский ответил, что для императора все подданные равны, на что Сперанский возразил, что не всегда так делается, как думается. Дмитрий Николаевич сказал, что генерал-губернатор Вельяминов подтвердит его невиновность, но Сперанский опять сослался, что государь мнению генерал-губернатора всегда предпочтёт мнение сенаторов и министров.
Попрепиравшись несколько в таком же духе, Сперанский смягчил тон и заявил, что он лично никакого знакомства с ревизорами не имеет, посоветовал не тревожить Николая I и успокоил его словами, что состоять под судом – не великая ещё беда.
– Конечно, не беда состоять под судом для человека, который не дорожит своей честью, но всякому благорождённому больно, очень больно.
Фраза эта вряд ли могла понравиться Сперанскому – ведь сам он не был «благорождённым». На прямой вопрос Бантыш-Каменского, не взялся ли бы Сперанский похлопотать в его пользу, последний ответил отрицательно:
– Займёмся после, когда кончится ваше дело. А теперь унывать вам не для чего.
На этом Дмитрий Николаевич распрощался со Сперанским, чтобы никогда его больше не видеть.