Повседневная жизнь в эпоху Людовика Святого

По-своему праздновали они и день своего патрона — святого Николая, 6 декабря, растягивая этот праздник до самого Рождества. В частности, они устраивали драматические представления — «миракли», в которых сами и играли. Однако на эти развлечения школяров в качестве зрителей приглашались и миряне, равно как и на постановки литургических драм, исполнявшихся на Рождество и на Пасху клириками в церквах или на папертях.

Но если было развлечение, которое нравилось всем и интересовало все классы общества, так это танцы.

Некоторые танцы исполняли профессионалы — жонглеры, мужчины или женщины. В основном это были танцы акробатические, как «танец Иродиады», короткий сюжетный танец, где жонглерка, изображающая Саломею, исполняла много элементов, требовавших силы и гибкости[313]. Но чаще всего танцами развлекались любители.

Иногда танец принимал характер религиозной манифестации, когда, например, мужчины и женщины под песни водили хоровод в церкви или вокруг церкви, а потом, внезапно останавливаясь, начинали пантомимой изображать работу, которой они, вопреки церковному запрету, занимались в нерабочие, праздничные дни, — труд пахарей, сапожников и кожевников, прядильщиц и ткачих, лиц всякого ремесла; после этого они складывали свои дары к алтарю[314]. Против этих суеверных танцевальных обрядов, не признаваемых церковью, епископы и соборы постоянно метали громы и молнии, равно как и против светских танцев, которые народ устраивал на улицах и на городских площадях. Но с такими обычаями, вытекавшими из извращенного религиозного инстинкта, было легче справиться, чем с играми, порожденными мирским духом.

Вилланы плясали на лугах и у себя в деревнях, а парижское население шло танцевать в Сен-Жермен; народ начинал танцевать на улицах днем и ночью по любому поводу, и для куртуазного общества танец тоже был одним из излюбленных развлечений.

Танцы пастухов соответствовали нравам людей этого круга: во время этих плясок молодой виллан, неистово махая руками, изо всех сил показывал свою прыть перед товарищами. Вот Робен: он танцует для Марион, которая просит его «устроить немного праздника» и одно за другим называет ему все танцевальные движения, которые он умеет делать, а он исполняет их: «пройтись ногами», «сделать поворот головой», «сделать поворот руками», пройтись «колесом»; после всех этих упражнений, когда он как следует покружился, у него растрепались волосы[315]. Другие же, танцуя, для смеха изображали «немого», или «пьяного», или «паломника». А когда в танце участвовало много людей, они под звуки барабана и свирели «заводили трешу» — фарандолу, в ходе которой во главе с музыкантом кружились вокруг молодого вяза, притом руководил танцем умелый плясун.

При исполнении кароле танцоры тоже становились цепочкой и двигались в такт под песню, а порой под звуки инструментов; это был ритмичный танец, подходивший людям воспитанным, где изящество было важней, чем фортели. «Обычно он состоит в чередовании трех шагов, которые танцор делает в такт влево, и покачиваний на месте; на три шага звучит один или два стиха, покачиваются под рефрен. Ведет эту разновидность бранля корифей, а слова песни распределяются между ним и другими танцорами». Этим видом танца многие очень увлекались.

Примечательно, что танцами занимались не только для собственного удовольствия: их также исполняли как спектакли, и это делали даже любители. Зрителей танцы интересовали не меньше, чем участников. Часто мужчины предпочитали смотреть на танцующих, чем танцевать самим, предоставляя дамам демонстрировать себя; это было таким увеселением для публики, что в одном романе компания сеньоров и дам отправляется развлекать подобным представлением рыцарей, раненных на турнире.

Но на сей раз имелось в виду не кароле: речь шла о танцах более выраженного театрального характера, которые можно было показывать, как комедию. Например, разыгрывали игру в цветочные «четки». Четыре рыцаря представляли присутствующим даму; они усаживали ее на сиденье, где она играла цветочным венком, держа его в руке. Менестрель спрашивал ее, почему она сидит совсем одна, без спутника, без друга. Она отвечала песней; продолжая диалог с менестрелем, она помахивала своей цветочной гирляндой, надевая ее на голову, снимая и надевая вновь; наконец она направлялась в танце в воображаемую рощу, где продолжала танцевать до тех пор, пока менестрель не приводил к ней молодого рыцаря, которого она благосклонно принимала и который уводил ее, тоже с песней. Исполняли и танец робардуаз, представлявший собой просто пантомиму без слов, где танцор, наряженный пастухом, прыгал и суетился, чтобы понравиться юной девице, тоже облаченной в костюм пастушки, которая пыталась увернуться от него и которую он потом неожиданно целовал.