Повседневная жизнь во времена трубадуров XII—XIII веков

Любовь, свой нанеся визит
 ²¹⁷⁰ Гильему, возвращает телу
Рассудок; предается делу
Дневному вновь оно; светло,
Хоть веки смежены, чело
И все лицо, столь ярок пыл
Зари; когда же он открыл
Глаза, сияя, солнце встало.
Гильем прекрасен, щеки алы.
Из мест, где был, выходит он,
Как будто удовлетворен,
²¹⁸⁰ Что отдохнул, трудом тяжелым
Измучившись, и встал веселым.
Слуга так плакал, что потоки
Слез замочили лоб и щеки
Гильемовы. «Сеньор, вы спали
Так долго, что в большой печали
Я был», — он молвил и утер
Глаза салфеткою. Сеньор
Ему в ответ: «Твоих скорбей
Источник — в радости моей».
²¹⁹⁰ Впрямь, то, что в горе ты великом,
Напрасно выражать лишь криком,
Рубаху и штаны Гильем
Надел; на беличью затем
Накидку сел он у окна.
По руку правую стена
Той башни. Смотрит, обуваясь,
Он на нее не отрываясь;
Одет изящно: на ногах
Не башмаки, но в сапогах
²²⁰⁰ Любил ходить он остроносых,
Должно быть, из Дуэ привез их.
Не станет шерстяных чулок
Носить, коль не обтянут ног.
Он ахи испускал и охи
И прибавлял при каждом вздохе:
«Держать ее в плену — злой грех.
О, существо прекрасней всех,
Достоинств редких средоточье.
Не дайте умереть, воочью
²²¹⁰ Узреть вас перед тем не дав!»
Велит нести кафтан. Стремглав
Бежит за ним слуга, в ком толку
Не на одну б хватило пчелку,
Кто деятельней и живей,
Чем ласочка иль муравей.
Принесен таз с водой. Сперва
Гильем умылся; рукава
Затем пришил изящным швом
Иглой серебряной; потом
²²²⁰ Накинул плащ из шерсти черной
И оглядел себя — зазорный
Не мог замечен быть изъян
В наряде тех, кто шел из ванн.

* * *

(Гильем вместе с хозяином гостиницы отправляется в церковь)