Повторить Нельзя Любить

После этого разговора вспомнилось много того, что казалось нереальным. Моменты из прошлого, которые ностальгически согревали сердце. Когда мама по выходным приходила к родителям, на попечение которых оставила дочку, в ее сумке всегда были вкусности. Затем они ставили чай и вдвоем садились у телевизора смотреть сериалы с печенькой и колбасой. Мама накидывала теплый плед, обнимала, и дочь просто растворялась в ней. Бывало, они засыпали так, под бубнящий и пульсирующий голубой свет, на толстом старом ковре, среди подушек.

Иногда, мама брала ее на работу, и дочка сидела на высоком стуле за массивным черным столом с вычурной старой резьбой и резными львиными лапами-ножками, выдвигая замысловатые ящички с бумагами, разглядывая таинственные вензеля на его канте. Говорили, что этот стол — трофей из победного Берлина. И то, что именно за этим столом работает мама, наполняло Милу гордостью и придавало взгляду начальственное выражение.

Вспомнилось, как мама шила ей платье на выпускной — и в зеркале Мила увидела себя совсем другой в этом платье. Запомнился взгляд мамы в зеркале — удивительно теплый, с оттенком непонятной грусти. Тогда мама отвела глаза и Мила увидела, что та плачет. Эти слезы как-то запали в душу, но с той поры Мила старалась одеваться неброско, словно скрывая что-то.

Оказывается, в жизни было много хорошего. В этот момент Мила удивилась своей злости. Что если… простить и принять маму такой, какая есть? Но как это сделать? Ответа внутри не было, да и прислушиваться особо не хотелось.

Мила позвонила знакомому студенту Аркадию, который вроде бы учился на педагога. Уверенным учительским голосом Аркадий посоветовал нарисовать на листе бумаги то, за что она будет прощать мать. Прикрепить его на стену, встать напротив листа и проговаривать слова прощения вслух, громко, уверенно, не стесняясь никого. При этом одеться желательно в простую футболку и штаны, чтобы можно было раскрасить лицо аквагримной маской прощения — это поможет настроиться и войти в процесс.

В воскресенье утром Мила сходила в магазин и купила бумагу и краски. Поднимаясь по лестнице к себе на третий этаж, она была задумчива. Мысли ушли вдаль и что-то делали там. В душе было легко и волнительно, Мила чувствовала себя отважной героиней, наконец-то взявшей в свои руки судьбу. Было приятно осознавать, что определенность создается тобой и происходит то, что задумано.

Мила несколько раз всплакнула, когда рисовала себя очень маленькой, съежившейся, большеглазой, с точкой вместо рта. Мама получилась большой, грозной, с большим открытым зубастым ртом и маленькими точками глаз. В ее руках болтались снопы сосисок и колбас. Рисунок, тем не менее, получился большим и занял почти весь лист. Ватман был разрисован и прикреплен на стену. Зеркало Мила поставила рядом с ватманом и стала разрисовывать лицо, затем даже футболку и штаны. Это увлекло, но взглянув минут через десять в зеркало, Мила вздрогнула.

На нее смотрела испуганная маленькая девочка в пижаме в горошек — «…та самая пижама, в которую меня одевала бабка. Она была очень неудобной, малой по размерам. В ней я чувствовала себя связанной…».

Навернулись слезы. Сжались кулачки. Мила присела на корточки, упала на колени и заплакала, закрыв ладонями лицо. Плакалось само по себе, влет. Какой-то шорох за спиной, в коридоре, но Мила не обратила на него внимание.

Предполагалось говорить про прощение, но вместо этого хотелось рассказать маме про боль и одиночество. Не той зубастой и грозной, а другой — с теплыми ладошками и большими глазами.

Вторая мама была нарисована на другом листе и ей Мила рассказала все, что жило и копилось в душе, с самого детства. Про крики и стариковские проклятия. Страх, что ночью может ворваться бабка и проверить, не прячет ли она в постели печенье. Вечером дед может наорать на нее за то, что она слишком громко поет свои придуманные песни. Много, о чем было рассказано — впервые в жизни.

Милу никто не прерывал — нарисованная мама слушала внимательно. Мила поднялась с колен и продолжала рассказывать всю свою жизнь, вплоть до страха и злобы настоящих дней. Рассказ лился сам собой, сквозь слезы, улыбки и даже смех. Словно открыли дверцу и выпустили стаю птиц из клетки. Выдох — и тишина… Закрытые веки и внутри быстро стучит сердце.

Мила открыла глаза и… в зеркале встретилась глазами с матерью. Та стояла в коридоре — видимо дверь была не заперта и она вошла. Когда? Что она видела?

Мать кусала губы и смотрела на Милу. По щекам текли слезы. На губах — капелька крови. Миле стало страшно, в горле все пересохло и она выбежала из квартиры.

Сбежав по ступенькам и хлопнув входной дверью Мила окунулась в летний теплый ливень. Она час бродила по улицам и лужам, не зная как зайти обратно. Дождь смыл всю краску с лица и одежды. Продрогнув, вернулась домой.

Дверь была открыта. Оставляя мокрые следы, Мила вошла в комнату — никого не было. На комоде лежала связка маминых ключей от Милиной квартиры и записка с одним словом, написанным знакомым почерком: «Прости»…

Повторить нельзя любить