Повторившаяся любовь

Сердце Дэвида сжалось от ее слов. Он наблюдал, как в ее глазах промелькнул калейдоскоп эмоций — шок, понимание, боль. Она сказала правду.

Осознание произошедшего пронзило его до глубины души.

— Кто? — спросил он.

Она снова прикусила губу, и он увидел, что ее глаза затуманились.

— Моя мать. — Она закрыла лицо руками. — Не могу в это поверить.

Дэвид почувствовал, как начинает сводить желудок.

— Ты уверена, Нэв?

Нэв кивнула:

— Это ее почерк.

— Почему? — В его голосе звучал гнев, который он не мог контролировать.

Нэв опустила руки на колени. Она посмотрела на него и ничего не сказала. Глаза ее потемнели, как разбушевавшееся зимнее море. Но в них была еще и такая глубокая печаль, что Дэвиду захотелось обнять ее.

Он взял ее руки в свои и нежно погладил.

И тогда она разрыдалась. Он мягко потянул ее в свои объятия и позволил ей порыдать на своей груди, намочив ему футболку, а он в это время гладил ее по голове и по спине. Ее слезы активировали его первобытный инстинкт мужчины‑защитника, и он обнял Нэв еще крепче.

Он поцеловал ее в лоб, но, когда рыдания стали утихать, наклонился и запечатлел поцелуй на ее губах, такой же страстный, как в саду. Он так мечтал это сделать долгих восемь лет. Аккуратно вытирая ее слезы, он целовал ее снова и снова, чтобы загладить боль, вызванную действиями ее матери.

Ему все‑таки хотелось знать, почему мать Нэв сделала это. Но он не собирался давить на девушку, чтобы получить ответ. Теперь, когда все раскрылось, он мог и подождать.

— Скоро проснется Бьянка, — прошептал он на ухо Нэв. — Поговорим позже. Почему бы тебе не пойти и не проверить ее, а потом мы все можем поехать в город. Ты любишь мороженое? Или каннолли в нашей знакомой кондитерской?

Губы Нэв медленно растянулись в улыбке. И она встала на цыпочки, чтобы ответить ему поцелуем.

Этот поцелуй заставил его забыть о восьми одиноких годах, полных горечи…

Глава 17

В ванной Нэв плеснула прохладной водой себе в лицо. Ее желудок все еще сводило, когда она думала о своей матери. Как она могла? Она не имела права манипулировать жизнью Нэв. Первым импульсом девушки было желание немедленно позвонить матери, но потом она передумала.

Мать зашла слишком далеко, вмешиваясь в дела Нэв, которой тем летом уже исполнилось восемнадцать, и она была достаточно взрослой, чтобы принять приглашение молодого человека. Но нет, Лоис Уайлдер должна была полностью контролировать жизнь своей дочери. Она перехватила записку и написала ответную.

Дэвид спросил, почему, но Нэв не хотелось объяснять. Ей нужно было время обдумать, как дальше общаться с матерью и как будут строиться их дальнейшие отношения с Дэвидом.

Нэв точно знала, почему Лоис это сделала. Потому что она была снобкой.

Нэв никогда не нравилась эта черта характера матери. Лоис всегда любила выставлять напоказ свои деньги, демонстрировать свой статус через одежду и украшения, которые она носила, или через дорогую машину. И она хотела, чтобы Нэв делала то же самое. «Твой внешний вид — это твое все, дорогая», — неоднократно говорила она Нэв. Вбивала ей это в голову чуть ли не с детского сада.

Однако Нэв ее не слушала.

На протяжении многих лет Лоис уговаривала, льстила или даже ругала Нэв, критиковала ее выбор одежды, которая казалась матери слишком дешевой, пыталась отговорить Нэв от общения с некоторыми из ее друзей, чьи семьи, как считала мать, находились в более низком финансовом или социальном положении. Орлиные глаза Лоис часто судили о людях, основываясь на том, как они выглядели.

Поэтому неудивительно, что Дэвид не прошел проверку. Мать пришла от него в ужас. Нэв ясно вспомнила, как та ее осадила, когда увидела, как ее дочь улыбалась Дэвиду и особенно как он смотрел на нее и улыбался в ответ.

Но как ей удалось перехватить записку Дэвида, написать ответ и отослать его? Нэв почувствовала очередной всплеск гнева по отношению к матери, но сделала несколько глубоких вдохов, сосчитала до десяти и направилась в комнату Бьянки. Они собирались ехать в особенное место, куда Дэвид хотел пригласить ее, чтобы познакомиться, и последний человек, о котором Нэв хотела думать, была ее мать.

Фасад кондитерской не изменился, но интерьер был модернизирован. Владельцы приобрели соседнее здание, открыли пиццерию и поставили больше столиков.

Нэв там понравилось. Круглые столы с хромированными ножками были разноцветными — коралловыми, синими, желтыми, что придавало заведению яркости и задора.

Нэв заметила, что люди оборачивались на них с нескрываемым любопытством. Некоторые приветствовали Дэвида, он улыбнулся и помахал в ответ, но ни с кем ее не познакомил.

— Если я это сделаю, то не смогу ни минуты провести с тобой наедине, — пробормотал он, подводя ее и Бьянку к столику у окна. — Надеюсь, ты не возражаешь.

— Нисколько. — Она улыбнулась с облегчением. — Я не слишком настроена общаться.

— Дядя Дэвид, можно заказать пиццу? Я умираю с голоду. — Бьянка для выразительности потерла животик.

Дэвид усмехнулся.

— Неудивительно. Ты не ела минимум пять часов. — Он взглянул на Нэв: — Будешь пиццу? А потом — что‑нибудь сладкое.