Позади вас – море

Но Деметрий просто говорит, что наши отцы дружили.

– Постоянно вместе тусовались в «Аладдине». Знаешь, когда он только открылся, там была кофейня для пожилых. Это теперь там наргиле курят.

Еще он рассказывает, что однажды нашим отцам вместе приспичило съездить в Патерсон.

– Просто за кнафе[25].

– Надеюсь, он хотя бы вкусный оказался.

– Кнафе не может быть невкусным.

– Я вам как-нибудь приготовлю, – говорю я, и глаза у него загораются. – У меня он отлично получается.

Случается, Деметрий приезжает домой только утром, в жутком виде. Тогда он тащится в спальню и запирает за собой дверь. Рима говорит, у него есть подруга на стороне, а может, и не одна. И добавляет:

– Вот подонок!

Далия, в отличие от других хозяек, ключей мне не дает. Обычно все оставляют их под ковриком. А если замок цифровой, диктуют мне код. Но Далия нет. Сидит в кухне за столом, как солнце, а я наворачиваю вокруг круги по орбите, преодолевая гравитацию, чтобы спросить, где взять губку для швабры (в шкафу), можно ли почистить духовку скребком (нет, там деликатное покрытие) и когда я смогу убрать комнату Амира (не сегодня, он никого к себе не пускает). Похоже, ей просто нравится смотреть, как я работаю.

Нравится поднимать глаза от телефона или ежедневника в светлом кожаном переплете и спрашивать:

– Да?

– Не знаю, где средство для душевой кабины. В шкафу смотрела.

– Наверно, закончилось.

Она открывает ежедневник на странице со списком покупок и делает заметку розовой с золотом ручкой.

– Так чем мне?..

– Ну возьми что-нибудь другое. – Она смотрит на меня, как на идиотку.

Я просто ненавижу ее! Что-нибудь другое – это что, например? У нее тут ни «Лизола», ни «Клорокса» нет. Все натуральное, на масле, в разноцветных бутылочках, как сок. Дома я пользуюсь содой и уксусом, как научили мама с Римой, но этой суке же такое не предложишь, она только бровь вскинет. Брови у нее, кстати, с татуажем, поэтому я их побаиваюсь. Не в прямом смысле слова, конечно, просто почему-то, когда дергают такими бровями, это еще унизительнее.

– Что-нибудь придумаю, – бросаю я и выхожу из кухни.

В итоге оттираю душевую просто водой с мылом. Через час замечаю, что в главной ванной нет бумажных носовых платков, но снова в кухню ни за что не пойду. Ищу в шкафу, в комнате девочек и, наконец, захожу в хозяйскую спальню.

И тут же охаю, потому что Деметрий в одних трусах сидит на краю кровати. Лицо у него такое, будто он мучается от боли, а рука резко движется по члену. Он поднимает на меня глаза. Я застываю от неожиданности, а он рявкает:

– Дверь закрой.

Я же отчего-то проскальзываю внутрь спальни. А дверь закрываю за собой. Обернувшись, вижу, что вид у него довольный.

– Иди сюда, – хрипит он.

– Нет.

Но глаз с него не свожу. А от мысли, что Далия сейчас в кухне, меня только сильнее разбирает.

– Пожалуйста, – стонет он, стиснув зубы.

– Нет.

– Мне нужно…

– Так давай, – говорю я спокойно, хоть у меня и кружится голова. – Все хорошо.

– Да. – Он резче двигает рукой. – Да, мать твою!

А через несколько секунд содрогается всем телом и быстро прикрывается пачкой носовых платков. Откидывается назад, тяжело дышит. Он и сказать ничего не успевает, как я молча открываю дверь и вылетаю из комнаты.

В коридоре слышу, как Далия говорит в трубку:

– Встреча в двенадцать, а мы еще еду не заказали.

Услышав мои шаги, она прерывает разговор и по-арабски просит сделать ей эспрессо. Когда я варю кофе, меня колотит и разбирает смех.

В следующие несколько дней, приезжая на работу, Деметрия я не застаю. О случившемся я не рассказала никому, даже Риме. Может, потому что меня это не так уж поразило. Я однажды застукала за тем же самым Торри, правда, он сразу заорал от неожиданности и потом извинялся. А год назад я встречалась с парнем, который дрочить у меня на глазах любил больше, чем заниматься сексом.

К тому же Рима все равно занята, у Габриэля экзамен на носу. Утром мы все кудахчем вокруг него, словно провожаем на фронт. Мама варит кофе и бормочет молитвы. Рима специально встала пораньше, чтобы поэкзаменовать Габриэля за завтраком. Я приготовила манаиш с заатаром[26]. Его любимый кнафе тоже – и отложила порцию для Аммаров.

– Я справлюсь, – заверяет нас Габриэль перед уходом, а сам очень нервничает, по нему сразу видно.

Когда я прихожу на работу, Деметрий дома, сидит в кабинете рядом с кухней. Зовет меня. Стол у него огромный, на ножках резьба в виде листьев. Из колонок кто-то басом вещает о «правилах зонирования» и общественных петициях.

– Приберись на полках, пожалуйста, – просит он, указывая на них головой.

Хочет делать вид, что ничего не произошло; ладно, я не против.

– Эти уроды никак не заткнутся!

Я в ужасе смотрю на него, а он смеется:

– У меня микрофон выключен.

– Оу. – Ну я и дура! – Понятно.

Наклонившись над телефоном, он орет:

– Ублюдки, вы же ни слова не поняли из того, что я сказал, верно?

Меня смех разбирает, потому что эти белые все продолжают бубнить.

– Только так эти конференции перетерпеть и можно, – вздыхает он.