Поздняя греческая проза

Если бы кто-нибудь захотел изложить все в подробностях, это было бы не легче, чем описать деяния Александра, сына Филиппа. Насколько сын Филиппа велик своей доблестью, настолько же наш Александр известен своей низостью. Если ты все-таки готов прочесть со снисхождением и от себя добавить то, чего не окажется в моем рассказе, я берусь выполнить для тебя эту трудную задачу и попытаюсь вычистить стойла Авгия, — если и не все, то насколько хватит у меня сил. Я вынесу оттуда немало корзин навоза, чтобы но ним ты смог судить, как обширны стойла и какое неизмеримое количество навоза накопили в течение многих лет три тысячи быков.

2. Мне стыдно за нас обоих: за тебя — что ты просишь написать о нем, сохранить память о трижды проклятом человеке, за себя — что я прилагаю старание описать дела человека, который достоин не того, чтобы о нем читали образованные люди, но чтобы его разорвали на части обезьяны или лисицы в каком-нибудь громадном театре на глазах у всего народа.

Если кто-нибудь станет меня за это обвинять, я буду в состоянии привести подходящий пример. Арриан, ученик Эпиктета, выдающийся человек среди римлян, всю жизнь имевший дело с наукой, оказался в подобном же положении: он явится нашим Защитником. Ведь он не счел недостойным себя описать жизнь Тиллибора-разбойника. Я же опишу разбойника гораздо более жестокого, так как он разбойничал не в горах и лесах, бродил не только по Мисии и по склонам Иды, опустошал не какие-то закоулки в Азии, но, если можно так выразиться, наполнил своим разбоем всю римскую державу.

3. Сперва в нескольких словах опишу тебе его самого по возможности точно, насколько это в моих силах, хотя я и не искусный живописец. Итак, Александр был высок, красив, в его обличий было действительно что-то божественное, кожа отличалась белизной, подбородок был покрыт редкой бородой; волосы Александр носил накладные, чрезвычайно искусно подобрав их к своим, и большинство не подозревало, что они чужие. Его глаза светились сильным и вдохновенным блеском. Голос он имел очень приятный и вместе с тем звучный. Словом, Александр был безупречен, с какой стороны на него ни посмотреть.

4. Такова была его внешность. Душа же его и направление мыслей... О Геракл, избавитель от зла! О Зевс, отвратитель несчастий! О Диоскуры-спасители! Лучше встретиться с врагом и недругом, чем иметь дело с человеком, похожим на Александра. Он отличался природными дарованиями, гибкостью и остротою ума; был в значительной степени наделен любознательностью, понятливостью, памятью, способностью ко всем наукам, но пользовался всем этим самым дурным образом. Дав благородным качествам своей души низменное употребление, он превзошел своим злодейством керкопов[230], Эврибата, Фринонда[231], Аристодема, Сострата. Сам он однажды в письме к Рутиллиану, своему зятю, говоря о себе с большой скромностью, счел возможным приравнять себя Пифагору. Но да будет ко мне милостив Пифагор, Этот мудрец с божественным разумом! Я хорошо знаю, что если бы он жил в одно время с Александром, то по сравнению с ним показался бы младенцем. Все же, ради Харит, не считай, что я Это говорю, чтобы оскорбить Пифагора, или пытаюсь их сопоставить на основании сходных поступков. Но если бы кто-нибудь собрал всю гнусную и злостную клевету, рассказываемую про Пифагора, в истинность которой я никогда не поверю, это составило бы самую незначительную часть злодейств Александра. Одним словом, представь себе, воспроизведи своим воображением пестрый состав его души — это смешение лжи, хитрости, клятвопреступлений, козней. Представь себе человека без предрассудков, смелого, готового на опасный шаг, терпеливого в исполнении задуманного, обладающего даром убеждения и умеющего внушить доверие, притворно изобразить добрые чувства и искусно скрывать свои истинные намерения. Всякий при первой встрече с ним выносил об Александре самое лучшее впечатление как о человеке благороднейшем, мягкосердечном и к тому же в высшей степени простодушном и правдивом. При всем том ему было присуще стремление к великому: никогда он не думал о малом, но всегда направлял свой ум на великие дела.

5. Мальчиком Александр был очень красив, если судить, как говорится, "по соломе"[232] и как приходилось слышать в разговорах о нем. Он без зазрения совести передавался разврату и за деньги принадлежал всем желающим. Среди прочих любовников был у него какой-то обманщик, опытный в магии и заклинаниях, вызывавшийся приворожить любимого человека, помогавший устранить врага, учивший находить клады и получать наследства. Видя, что мальчик обладает способностями, с охотой готов помогать ему и не менее влюблен в его гнусный промысел, чем он — в его красоту, обманщик дал Александру образование и все время пользовался им как помощником и прислужником, выдавая себя обыкновенно за врача; подобно жене египтянина Фоона, он умел

Много составить полезных лекарств, но также и ядов[233].