Поздняя греческая проза

Эти люди разделились на школы, воздвигли самые разнообразные лабиринты рассуждений и называют себя стоиками, академиками, Эпикурейцами, перипатетиками и другими еще более забавными именами. Прикрываясь славным именем Добродетели, наморщив лоб, длиннобородые, они гуляют по свету, скрывая свой гнусный образ жизни под пристойною внешностью. В этом они как нельзя более напоминают актеров в трагедиях: снимите с них маску и шитые золотом одеяния, — и перед вами останется жалкий человек, который играет на сцене за семь драхм.

30. И эти-то философы, презирают всех людей, о богах толкуют самым неприличным образом и, окружая себя молодежью, легко поддающейся обману, с трагическим пафосом рассказывают общеизвестные истины о добродетели и учат искусству безнадежно запутывать рассуждения. Своим ученикам они расхваливают постоянство, твердость, умеренность, поносят богатство и наслаждение. Но вот они остались наедине с собою... трудно описать, чего только они не съедают, какому разврату не предаются, с каким наслаждением обсасывают грязь с медных оболов!

А всего возмутительнее то, что, совершенно не заботясь о пользе государства или частных лиц, оказываясь безусловно лишними и бесполезными

Как на войне среди воинов, так и в собранье народном[304]

,

философы осмеливаются осуждать поведение других, направляют против них едкие речи, подбирают разные ругательства; они порицают и бранят всех, кто приходит в соприкосновение с ними... У этих философов наибольшим уважением пользуется тот, кто громче всех кричит, отличается наибольшею дерзостью и ругается самым наглым образом.

31. А между тем спросите одного из этих многоречивых крикунов и хулителей: "А сам-то ты?.. Что ты делаешь, какую пользу ты приносишь в жизни?" И если ответ последует правдивый и искренний, вот что вы услышите: "Мореплавание, земледелие, военная служба, всякое ремесло кажутся мне бесцельным занятием; я кричу, валяюсь в грязи, моюсь холодною водою, зимою хожу босиком, и, как Мом[305], доношу обо всем, что бы ни случилось. Если какой-нибудь богач слишком много тратит на свой стол или содержит любовницу, я вмешиваюсь в его дела и нападаю на него... а если кто из друзей или приятелей лежит больной, нуждаясь в помощи и уходе, я делаю вид, что незнаком с ним". Вот каково, о боги, это отродье!

32. Но всех своею наглостью превосходят так называемые Эпикурейцы. Понося нас, богов, без всякого стеснения, они доходят до того, что осмеливаются утверждать, будто боги нисколько не заботятся о человеческих делах и совершенно не вникают в них. Вот почему не следует медлить с рассмотрением их поведения, ибо если только эпикурейцам удастся убедить человечество в своей правоте, все вы будете обречены на голод. Кто же, в самом деле, станет приносить нам жертвы, не ожидая за это вознаграждения?

Что касается жалоб, представленных против философов Луною, то вы все слышали их от нашего гостя. Обо всем этом предлагаю вам, боги, подумать и принять решение, наиболее полезное для людей и наиболее безопасное для нас.

33. Не успел Зевс кончить, как в собрании поднялся страшный шум и отовсюду стали раздаваться возгласы: "Порази их громом, сожги, уничтожь!", "В пропасть их!", "Низвергни их в Тартар, как Гигантов!" Восстановив тишину, Зевс сказал: — Я обойдусь с ними согласно вашему желанию: все философы вместе с их диалектикой будут истреблены. Однако привести в исполнение кару сегодня же невозможно; как вы все знаете, ближайшие четыре месяца священны, и мною уже объявлен божий мир. В будущем же году, в начале весны, они будут истреблены моей безжалостной молнией.

Рек, и во знаменье черными Зевс помавает бровями[306]

.

34. Что же касается Мениппа, — добавил Зевс, — я решил сделать следующее: необходимо отнять у него крылья, чтобы впредь он к нам больше не являлся, и пусть Гермес сегодня же отнесет его на землю. — Сказав это, Зевс распустил собрание, а Киллений[307], ухватив меня за правое ухо, доставил вчера вечером в Керамик[308].

Теперь, дорогой мой, ты услышал решительно все, что я видел и узнал на небе. Прощай! Я тороплюсь в Расписной Портик, чтобы сообщить прогуливающимся там философам эти радостные известия.

Марк Аврелий. К самому себе

Марк Аврелий — римский император (161-180), философ-стоик, автор своеобразной автобиографии "К самому себе".

Книга I

1. От Вера, моего деда — у меня хороший характер и негневливость.

2. От славы моего родителя и памяти о нем — моя скромность и мужественность.

3. От матери — благочестие и щедрость. И воздержание не только от дурных дел, но даже и от того, чтобы в мыслях возникало что-нибудь подобное. Вдобавок простота в образе жизни, далекая от роскоши, принятой у богачей.

4. От прадеда — то, что мне не пришлось посещать общественных школ; я пользовался хорошими учителями на дому и понял, что на это стоит тратиться.