Поздняя греческая проза

5. От воспитателя — то, что я не стал ни зеленым, ни синим[309], ни пармуларием, ни скутарием[310]. Кроме того — выносливость и неприхотливость, и самостоятельность, и несуетливость. И невосприимчивость в клевете.

6. От Диогнета — нерасположение к пустякам и недоверие к рассказам шарлатанов и кудесников о заклятиях и изгнании демонов и ко всем подобным россказням. Ему я обязан и тем, что не разводил перепелов и не увлекался такими занятиями[311]. И что я выносил свободное, откровенное слово. И что я освоил философию и слушал сперва Бакхия, затем Тандасида и Маркиана. И что с малолетства писал диалоги. И что полюбил походную кровать, шкуру и все прочие особенности эллинского способа воспитания.

7. От Рустика[312] я получил представление о необходимости исправлять и вырабатывать свой характер и не уклоняться в сторону софистической изощренности, не писать умозрительных сочинений, не составлять ничтожных увещательных речей и не изображать из себя напоказ человека, работающего над собой и творящего добро. И избегать риторики, поэтических прикрас и изысканных ухищрений в речи. И не расхаживать у себя дома в сто́ле[313], и не делать ничего подобного. И писать письма простым слогом, как, например, письмо, написанное им из Синуэссы[314] к моей матери. И относиться снисходительно и примирительно, если кто рассердится и поступит неправильно, чуть только он пожелает вернуться к нашим прежним с ним отношениям. И читать тщательно, не довольствоваться общим рассмотрением. И не спешить соглашаться с болтунами. И благодаря ему же мне попались в руки "Воспоминания об Эпиктете"[315], которые он уделил мне из своей домашней библиотеки.

8. От Аполлония[316] — свободомыслие и осмотрительность. И чтобы не руководствоваться, даже ненадолго, ничем иным, кроме разума. И чтобы быть всегда ровным: и при острой боли, и при потере ребенка, и при тяжелой болезни. И то, что я на живом примере наглядно убедился, как один и тот же человек может быть и очень настойчивым и снисходительным. И чтобы не быть раздражительным при истолковании — ведь я воочию видел человека, который считал свою опытность и мастерство при передаче отвлеченных знаний самым малым из своих прекрасных свойств. И то, что я научился, как надо принимать от друзей то, что считается угождением, не принижая себя, но и не проявляя бесчувственности.

9. От Секста[317] — приветливость; у него я наблюдал пример такого дома, где отец — всему глава; там можно было составить себе представление о жизни согласно природе и видеть подлинное величие, заботу о друзьях, угадывание их нужд, способность терпеливо выносить невежество, оставлять без внимания самомнение и уживаться со всеми, так что общение с Секстом было приятнее всякой лести; да и у самих льстецов он пользовался величайшим почетом, вопреки собственному желанию. От него я научился, посредством удобопонятного приема, находить правила, необходимые для жизни, и устанавливать между ними связь, не выказывать признаков гнева или какой другой страсти, умению сочетать невозмутимость с самыми нежными и почтительными привязанностями, соблюдать благопристойность, но без подчеркивания, и не выставлять напоказ свою широкую образованность.

10. От Александра-грамматика[318] я научился не прибегать к резким порицаниям, не упрекать за встретившиеся варваризмы, за коверканье речи, за неблагозвучие, а просто предложить правильное, надлежащее выражение, в виде ли ответа, подтверждения или совместного разбора самого предмета, а не оборота речи, или же посредством какого-либо иного подходящего попутного упоминания.

11. От Фронтона[319] — понимание того, что тирания влечет за собой клевету, изворотливость, лицемерие и что вообще наша так называемая знать — люди бессердечные.

12. От платоника Александра я научился избегать частого и без нужды упоминания о своей занятости в разговоре с кем-нибудь или в письмах — прием, когда под предлогом неотложных дел беспрерывно отказываются от должного отношения к окружающим людям.

13. От Катула[320] — не быть невнимательным, когда друг жалуется на что-нибудь, даже если он жалуется без основания, но стараться все уладить, а об учителях говорить только хорошее, и притом с сердечностью, как это сделано, например, в воспоминаниях о Домиции и Афинодоте; и подлинно любить детей.