Поздняя греческая проза

9. В ту пору всякий мог слышать возле храма Посейдона, как орут и переругиваются толпы жалких софистов, как сражаются между собой их так называемые ученики, как множество писак читает вслух свои нелепые сочинения, множество поэтов распевает свои стихи и как слушатели восхваляют их, как множество фокусников, показывает разные чудеса, множество гадателей истолковывает знамения, как бесчисленные риторы извращают законы, как немалое число мелких торговцев распродает всякую всячину. (10.) Конечно, и к Диогену бросилось несколько человек; из коринфян, правда, не подошел ни один: они полагали, что им от него никакой пользы не будет, так как они привыкли видеть его в Коринфе ежедневно; те, кто подходили к нему, были пришельцами из чужих городов, да и они, немного поговорив с ним или послушав его речи, скоро удалялись, боясь его упреков. (11.) Именно поэтому Диоген сравнивал себя с лаконскими псами: когда их показывают на зрелищах, всякому хочется погладить их и с ними поиграть, но покупать их охотников нет, так как обращаться с ними не умеет никто.

Когда кто-то спросил его, зачем он пришел сюда, не для того ли, чтобы поглядеть на состязания, он ответил: — Нет, чтобы участвовать в них. — Его собеседник засмеялся и спросил, с какими же противниками он собирается померяться силами; (12.) Диоген, бросив, как обычно, взгляд исподлобья, ответил: — С самыми страшными и непобедимыми, с теми, кому ни один эллин не смеет взглянуть в глаза; они, правда, не бегуны, не борцы, не прыгуны, не кулачные бойцы и не стрелки из лука, но они делают человека разумным. (13.) — Кто же они? — Труды, — сказал Диоген, — тяжкие труды, непреодолимые для обжор и безрассудных людей, которые весь день пируют, а ночью храпят; эти труды под силу одолеть только людям сухощавым, худым, с животами, подтянутыми, как у ос. (14.) Неужели ты думаешь, что от толстопузых много толку? Людям разумным следовало бы провести их по городу, подвергнуть очистительным обрядам и изгнать, а еще лучше — убить, разрубить на мясо и употребить в пищу, как делают с крупными рыбами, мясо которых вываривают и вытапливают из него жир; у нас в Понте так добывают свиное сало для умащения. Право, я думаю, у таких людей не больше души, чем у свиней. (15.) А человек благородный считает труды самыми мощными своими противниками, и с ними он добровольно сражается и ночью и днем; и делает он это не для того, чтоб ухватить — уподобясь козлам — немножко зеленого сельдерея, ветку маслины или сосны[51], а чтобы завоевать себе благоденствие и доблесть, и притом на всю жизнь, а не только на то время, пока находишься в гостях у элейцев, коринфян или у целого сборища фессалийцев[52]. (16.) Такой человек не боится никого из своих противников, не просит, чтобы ему позволили состязаться не с тем, а с другим противником, нет — он вызывает на бой всех подряд, сражается с голодом, терпит холод и жажду, сохраняет силу духа, даже если приходится переносить побои, не малодушествует, если его тело терзают или жгут. Бедность, изгнание, бесславие и другие подобные бедствия ему не страшны, их он считает пустяками; такой совершенный человек нередко даже забавляется всем этим, как забавляются дети игрой в кости или в пестрые шары.

17. — Эти противники, — продолжал Диоген, — кажутся страшными и неодолимыми только людям ничтожным; но кто презирает их и смело выйдет на бой, увидит, что они трусливы и не способны одолеть человека сильного; они — как собаки, которые преследуют бегущих и кусают их, а тех, кого схватят, рвут на куски; но если кто прямо идет на них и вступает с ними в бой, они пугаются и отступают, а потом, познакомившись поближе, начинают вилять хвостом.

18. Большинство людей смертельно боится таких противников, уклоняется от встречи с ними, обращается в бегство и даже не имеет мужества взглянуть им прямо в глаза; напротив, искусные кулачные бойцы, если опередят своего противника, не дожидаясь его удара, часто выходят из боя победителями; если же они, испугавшись, отступят, то на них обрушатся сильнейшие удары; так же и того, кто презирает трудности и храбро принимает бой, выходя им навстречу, они не могут одолеть; если же он отшатнется и отступит, они будут казаться ему все более непреодолимыми и грозными. (19.) Ты видишь это и на примере борьбы с огнем; схватись с ним смело — и ты погасишь его, а будешь присматриваться и подходить к нему с опаской — сильно обожжешься; так подчас обжигаются дети, когда, играя, они пытаются погасить пламя языком. Все те противники, о которых я говорил, похожи на умелых борцов, — они душат, терзают, а иногда и бьют насмерть.

20. Но есть и более страшная битва, состязание вовсе не легкое, но еще более трудное и опасное, это — борьба с наслаждением. Битва эта не похожа на ту, о которой говорит Гомер: