Поздние ленинградцы. От застоя до перестройки

Анатолий Григорьев: «Он играл, как актер, как спортсмен, даже когда собирал грибы. Он собирал грибы не просто так, а на счет. Белый гриб – 10 очков, подберезовик – 5, подосиновик – 7. Какая-то была иерархия. Давал фору мне всегда, естественно. Он был очень азартным человеком, он всегда играл насмерть. Ему надо было выигрывать всегда».

Виктор Топоров: «Я всё время вспоминаю, как мы с ним и еще одним моим учеником играли в „Эрудит“. Играли на какие-то копейки, но это неважно. На столе лежала очень дорогая буква „Ю“. В этот момент вторая буква „Ю“ выпала у Гены из рукава. Он припас ее заранее».

Сергей Носов: «Если бы у нас было тепло, как в Греции, то он жил бы в бочке. По сути, это и есть такой Диоген. Диоген стихи не писал, а этот писал, и очень много. Но такой киник своего рода был».

Перестройка, а вместе с ней и популярность приходят, когда Григорьеву было за сорок. История меняется каждый день и требует литературы быстрого реагирования. В моде рок-музыканты, журналисты и снова, как в шестидесятые, поэты. Григорьева печатают в газетах, показывают по телевизору, он превращается в популярного городского персонажа. Стихотворения «Сарай» и «Ламбада о Собчаке» становятся шлягерами ленинградской перестройки.

Николай Голь: «„Сарай”, стихотворение его известное, незнакомые люди пели под гитары, не имея ни малейшего представления, кто автор этого текста».

На рубеже бурных восьмидесятых и девяностых писатели сбивались в стайки. Кто-то становился прорабом перестройки, кто-то, наоборот, обличает Горбачева и Ельцина как агентов международной закулисы. Поэзия Геннадия Григорьева – это поэзия стороннего наблюдателя, который с иронией и некоторым пессимизмом смотрит на окружающую суету. Для него не авторитет даже безумно популярный в те годы Нобелевский лауреат Иосиф Бродский.

Геннадия Григорьева принимают в Союз писателей в пятьдесят два года. Впрочем, Союз к этому времени уже почти разрушился и занимался в основном не литературой, а сварами и политикой. В эти же годы ближайший друг Григорьева и восторженный поклонник его поэзии Олег Козлов находит средства на выпуск его первого стихотворного сборника «Алиби».

Николай Голь: «Был у него один приятель, Олег Козлов. По сути, книгу „Алиби” делал Олег Козлов. Он занимался всей организацией, включая один из сложнейших моментов – надо было Гешу поймать, посадить, взять у него тексты, заставить сложить их в стопочку».

Виктор Топоров:«Он говорил: „Вот гады, вот сволочи! Не даете, никуда меня не пускаете!”. Но как только ему предлагали что-то конкретное, хотели куда-то пустить, он исчезал. Стоило сказать: „Приходи, Геша, завтра – я тебе дам работу или возьму твои стихи к себе в журнал”, – и он пропадал на два месяца с гарантией».

Короткий перестроечный успех заканчивается в 90-е. Геннадий Григорьев живет литературной поденщиной, всегда талантливой, но мало кому известной: радиопередачи, детские журналы-однодневки, написанная в соавторстве с Сергеем Носовым поэма «Доска, или Встречи на Сенной». Григорьев не нажил ничего, кроме нескольких тоненьких книжек, двух сыновей и дочери. Последним его приобретением стал участок в Феодосии, которую он назвал своей ветреной любовницей.