Поздние вечера

Ночью прочитал первую часть романа Булгакова «Мастер и Маргарита». Разочарован. Ждал большего и другого. Кроме хорошо написанной вставной новеллы о Пилате, — книга та же «дьяволиада», с которой Булгаков начал свой литературный путь, условная и как бы многозначительная фантасмагория со смещением планов, произволом в монтаже разнообразных сцен, лишенная глубокой мысли и истинной веселости. Я читал это со скукой и усилием. Нет уж, лучше любой ползучий реализм: в нем хоть есть крохи правды, а где правда, там и мысль. А тут многозначительная претенциозная жестикуляция: вещь, лишенная своего внутреннего закона, расширяющая как бы возможности прозы, но примерно так же, как расширяет возможности шахмат стоклеточная доска: искусство при этом проигрывает. Конечно, снобы будут ликовать, вернее — делать вид, что ликуют, но это тупиковый путь в искусстве: нечто претенциозно-старомодное.

14 июня 1967

Прочитал напечатанный в «Севере» роман Ремарка «Возлюби ближнего своего». Местами это инерционно по манере и почти «беллетристично», но все-таки сильно и трогательно. И что ни говори, а Ремарк в серии своих романов создал огромную и яркую историческую фреску — трагическая Европа от первой мировой войны до конца второй. Никто другой этого не сделал. Да, кое-где это беллетристическая скоропись, кое-где утилизация собственных творческих находок, уже теряющих свежесть первооткрытия, кое-где подражание Хемингуэю, кое-где чувствуется усталая рука писателя, — и все же огромно, впечатляюще, и просто-напросто нет ничего подобного. Все большое в литературе создается только долгим, непрерывным и последовательным усилием, а не наскоками импровизационного порядка. Ремарк, кажется, прожил жизнь (после своей первой славы) гурмана и сибарита, но на его лице есть отпечаток чего-то, роднящего его психологически с Моэмом и Вертинским,— может быть, пресыщенность лакомки. Но это не помешало его писательской одержимости так полно и крупно выявить себя…

17 июня, 21 июня 1967

Читаю «Жорж Санд» Моруа. Хорошо. Семейная и личная жизнь исследована подробно, но книга написана так, словно все читатели превосходно знают все написанное писательницей и об этом можно почти не говорить или говорить попутно. Но это не так, и, думаю, даже для французских читателей новых поколений.

…Дочитал биографию «Жорж Санд» Моруа. Это мило и неглупо, но не больше. Иногда изящно. И все же разочаровывает, и, вероятно, потому, что автор слишком отделил литературную биографию от личной жизни. Не вторая объясняет первую, как этого можно было ждать, а первая — вторую.

1 января, 9 января 1968

Моруа («Жизнь Бальзака») нравится мне все больше и больше. Книга располагает к себе, во-первых, тем, что автор любит своего героя, видит в нем лучшее и главное и умеет показать это документально и достоверно. Он не ищет дешевых контрастов и противопоставлений величия художника и ничтожества человека, чем грешит даже такой умный биограф, как С. Цвейг, не говоря уже о Р. Бенжамене. Отлично приводятся (и без перегрузки) цитаты: это книга о писателе Бальзаке, и биограф по праву щеголяет великолепным знанием его текстов.

…Дочитал ночью книгу Моруа. Как страшна смерть Бальзака. Моруа снисходителен к Ганской, думаю, что это справедливо. Все серьезно, весомо, достоверно: никакой уступки эффектам, выгодным контрастам, игре светотени. Но сама жизнь здесь удивительный романист.

5 января 1968

Вышло новое 4-томное собрание Гиляровского огромным тиражом, и все мгновенно расходится. Думал ли старый репортер, что в России будущего его станут больше любить читатели, чем Глеба Успенского, Салтыкова-Щедрина и Белинского, собрания которых не распроданы? По современной ему табели о литературных рангах он по отношению к ним был как лейтенант — к генералам армии. Это кажется парадоксальным, но в этом есть некая таинственная справедливость: его очерки полны жизни, бодры, сочно изображают быт, историчны, занимательны и лишены назойливой наставительности.

1 марта 1968

Купил только что вышедшие мемуары М. О. Кнебель. В книге многое отлично. Бросил все, и лежу на кровати, и читаю. Собственно, это всегда в жизни у меня самые счастливые минуты — когда читаю хорошую книгу в первый раз. Что может сравниться с этим? Ничто!

4 июля 1968

Подчитывая переписку Чехова (для книги), не могу сдержать нового наплыва чувств восхищения перед этим человеком: это лучший человек конца и начала века, лучший ум, лучший психолог, лучший художник. Он то для своей эпохи, что Пушкин для своей: он воплощение лучшего в ней в человеческом облике.

13 октября 1968