- Пошлем непременно. Однако могу сказать сейчас, - ответил Глинский. - С восторженными лицами, но душами, слезами омытыми.
- Ну-ну, провидец. Все же пошли гонца без волокиты.
Михаил Глинский как в воду смотрел, говоря о настроении посадников и знатных горожан, которые вышли их встречать за версту от ворот крестным ходом. Низкие поклоны, радушность - все внешнее; в глазах, при всем старании, - настороженность и даже тоска. Очень хорошо поняли и отцы города, и знатные псковитяне, отчего сам царь, оповестивший прежде о своем приезде вершить суд, завернул в Великий Новгород. Либо гневается государь зело, либо замыслил что-то необычное.
Посадник Юрий Акимов не спешил расспрашивать князей о том, с каким словом прислал их царь Василий Иванович, сами они тоже не торопились передавать требование государя, еще прежде договорившись о том, чтобы как можно дольше потомить городскую знать.
- Когда изведутся в догадках, вот тогда - самый раз будет. Сговорчивее станут, - предложил Глинский, и Андрей Старицкий с ним согласился, добавив:
- Нам самим тоже время нужно, дабы приглядеться, в души их поглубже заглянуть. Тогда можно будет с ними говорить более уверенно.
Только поздно вечером, когда долгий пир в честь гостей завершался, князь Андрей объявил посаднику:
- Завтра, благословясь у Господа на утрене, перейдем к делу. Собери всех, кого считаешь нужным. Князь Михаил Глинский, ближний советник царя нашего, государя всей России (этот титул он произнес с особым нажимом), донесет слово Василия Ивановича до нас.
- Понятно, - с поклоном ответил Юрий Акимов, едва сдерживая тревогу, - будут от всех сословий.
Посадник, как и обещал, собрал всех улицких посадников и по паре представителей от всех сословий горожан. Слух о том, что царь Василий Иванович намерился самолично рассудить спор между городом и его наместником, давно взбудоражил весь псковский люд, и один вопрос они задавали друг другу, не зная на него ответа: отчего царь избрал местом суда Великий Новгород, а не Великий Псков?
С большим нетерпением ждали насуплено молчаливые собравшиеся слово князя Глинского, поглядывали на двери большой трапезной палаты, куда были званы не на дружеский пир, гадая, скоро ли появятся царев брат и царев советник.
А те специально медлили, выискивая причины задержки. Действовал их уговор: пусть потомятся. Чтобы не так заметно было их нарочитое промедление, заинтересованно расспрашивали посадника о городской жизни, о торговле, об отношениях с Великим Новгородом. Всему, однако, должен прийти конец. И Андрей Старицкий заключил:
- Вроде бы мы немного разобрались в том, как у вас здесь идут дела. Наверное, уже все собрались и ждут нас в трапезной палате. Так пошли, князь Михаил Львович.
- Да, пошли, - поспешно подтвердил Юрий Акимов.
Хмурой тишиной встретила трапезная князей.
- Здравы будьте, псковитяне, - приветствовал собравшихся Глинский, но ответили ему недружно, и князь, усмехнувшись, начал не с тех слов, какие приготовил, спросил вполне добродушно: - Отчего серчаете? Иль, думаете, самодержцу всей России есть время дознаваться, кто прав, кто виноват в вашем споре с его наместником? Или мы с князем Андреем Ивановичем от нечего делать заглянули к вам на огонек? Нам впору успевать оборонять украины от ордынцев, от Казани, от алчных ляхов, шведов и Ордена, а вам вдруг смуту взбрело в голову затеять, отвлекая государя от державных забот.
- Мы не смутьяны, - упрямо перебил князя Глинского кряжистый муж, по всему видно, из уважаемых ремесленников, знающий себе цену. - Мы по уставу, по какому испокон веку живем, суд и ряд ведем. Вот посадник супротивничает. А царю мы послушники. Или мы хоть раз поперечили Москве? Не было такого!