Поздний бунт. Андрей Старицкий.

Первым делом, когда Елена взяла себя в руки, она повелела:

- Позовите князей Овчину-Телепнева и Андрея Ивановича.

Пришел, однако, в покои царицы только Телепнев. Хотел было привычно обнять Елену и поцеловать, но она, хоть и нежно, все же отстранила его.

- После, князюшка. Сейчас Андрей Иванович пожалует.

- Не пожалует. Он ускакал. Либо в Старицу, либо к Сигизмунду.

- Выходит, оскорбился. Да, не успела я сдержать данное ему слово, так не моя в том вина. Господь Бог опередил меня, позвав к себе многострадального Михаила Львовича, - вздохнув, спросила с ноткой строгости: - Чего же не оповестил меня сразу?

- Не впустили, моя царица, сослались на твой строгий приказ. Отправлю я дерзких за Вятку добывать пушнину.

- Не посмей. Они исполняли мою волю. Виновна я. Меня и казни.

- Выходит, тебя опалить? Поцелуем?

- Да.

- Но прежде вели слать погоню.

- Погоди. Обними меня и поцелуй. А об Андрее после подумаем, как лучше поступить.

Настаивать на своем Овчина-Телепнев не стал, да и до того ли ему было, если его ждали ласки любимой? «Никуда Андрей Иванович не денется, - подумал князь. - Вижу, скоро ему придет конец».

Андрей Старицкий ждал погони, поэтому дважды менял коней, выжимая из них все возможное - не верил, что Овчина-Телепнев не станет подталкивать Елену на решительные меры, - однако, доскакал до Старицы без помех.

И радость, и тревога переплелись при встрече его с княгиней и Хабаром-Симским. Дотошно они расспрашивали князя о тех событиях в Кремле, какие вынудили его укрыться в своей вотчине, когда же расспрос окончился, Хабар-Симский настойчиво посоветовал:

- Вели мне, князь, встать верстах в пяти от Старицы в засаду. Место я уже подглядел.

- Велю. А ты, - обратился князь к супруге, - отправляйся в Верею или в вотчину отца своего. Определи сама, куда посчитаешь лучшим, туда и поезжай.

- В отцовскую вотчину лучше, - высказал свое мнение Хабар-Симский, и княгиня Ефросиния согласилась.

Утром добрая половина дружины и пара сотен смердов выступили из города, а спустя некоторое время миновал крепостные ворота и поезд с княгиней и княжичем Владимиром. Не зная достоверно, что происходит, горожане все же чувствовали неладное. Притихли настороженно и город, и посад.

Князю Андрею докладывали о настроении горожан и посадских, об их желании знать, что стряслось, но он и сам не знал, что его ждет.

- Не знаю, о чем поведать народу, - признался Андрей Иванович ближнему боярину, - всяко может повернуться дело. Возможно даже ратное противостояние, к чему Хабар-Симский подготовил крепость. Одно велю: предупреди посадских, чтобы готовы были скоро укрыться за стенами крепости. Нужный скарб теперь же уложили бы на повозки, а упряжных лошадей не пускали бы даже в ночное.

Еще день миновал без каких-либо вестей из Москвы. Высланные верст на пятнадцать Хабаром-Симским лазутчики не обнаружили никакой рати. Андрей Иванович недоумевал: «Должна же Елена на что-то решиться. Не может оставить она без внимания мой самовольный отъезд? »

Он был прав. Не могла царица ничего не предпринять, тем более что князь Овчина-Телепнев настаивал на посылке в Старицу крупной рати. На подобный шаг Елена не решалась, понимая, что в отношении с деверем все должно быть в конце концов расставлено по полочкам. Еще раз позвала князя Ивана Шуйского, намереваясь снова послать его в Старицу со словом мира и дружбы.

- Стоит ли, государыня? - высказал сомнение тот. - С ним о стольком переговорил, язык даже опух, он же на своем стоит: по твоей будто-то бы воле умерщвлены князья Юрий Дмитровский, Иван Воротынский и Михаил Глинский.

- Напраслина.

- И я ему это же. Не внемлет он.

Вроде бы остался один путь - рать. Однако Елена решила сделать последнюю попытку: послала в Старицу настоятеля Крутицкого монастыря Досифея, чтобы убедил он князя Андрея в неосновательности его страха. Перед отъездом Досифея с ним поговорил Овчина-Телепнев, тайно встретился с владыкой и Василий Шуйский. Хитрый Досифей понял, как следует вести себя в Старице, поэтому порученное ему Еленой дело благодаря его усилиям ничем, кроме провала, и не могло закончиться.

Вполне понятно, что, получив только скользкие обещания царицы, а не твердые гарантии своей безопасности, Андрей Иванович не решился ехать в Кремль, тогда Досифей, чтобы сжечь мосты, как советовали ему и князь Овчина-Телепнев, и князь Василий Шуйский, проклял Андрея церковной клятвой.

Теперь сечи не миновать. Однако, по совету Хабара-Симского, Андрей Иванович направил к Елене гонца, чтобы тот рассказал царице подробно о разговорах с Иваном Шуйским, о скользком поведении Досифея, который прибыл не со словом дружбы, а скорее со словом вражды, но гонца этого захватили люди Овчины-Телепнева, пытали и, ничего не добившись, умертвили. Елену же Овчина сумел убедить, чтобы послала она пару полков рати против Андрея Старицкого.

- Что же, действуй. Видит Бог, я вынуждена идти на крайность, - согласилась Елена.

Князь Овчина-Телепнев сам поход на Старицу не возглавил, отрядив тысячу детей боярских, отдал их под начало князя Никиты Оболенского-Хромого.