Господь и долг мне ныне возложили
На голову священную корону
И с нею бремя королевской власти.
В жестокий час сердечных испытаний
Я унаследовал бразды правленья.
Еще ни разу летопись злодейств
Не омрачалась горшим преступленьем…
Но Бог помог злодея обнаружить, —
Раскаяньем и муками томим,
Подосланный убийца перед смертью
Успел назвать другое имя. Вы
Уж знаете, кто истинный виновник.
Вы знаете, кто злобному шуту
Вложил кинжал в дряхлеющие пальцы,
Чтоб с помощью кощунственного сброда
Насильственно престолом овладеть.
Филипп, Филипп! Когда-нибудь Господь
За эту кровь младенческую взыщет…
Но скорбь – отцу, а государю – долг, —
Помолимся ж, чтоб праведный судья
Наставил нас на подвиг управленья
И претворил отцовскую печаль
В веселье подданных. И пусть отныне
Мне будет сыном добрый мой народ.Мария
Фома
Мария, ты ль? Зачем ты здесь?Мария
Пощады
Невинному!Фома
Невинному? Но разве
В моей стране закон уже бессилен?Мария
Что знаю я? Отец мой осужден
И может быть убит, и нет законов,
Которые смягчили б палача.Фома
Увы, дитя. Есть страшные пределы,
Где и любовь от ужаса немеет.
Но знаешь ли, подумала ли ты,
Каким злодейством совесть запятнал
Тот, за кого ты просишь в ослепленьи?
Кто, долг презрев, и родину, и Бога,
И честь свою, и свой высокий сан,
Дерзнул поднять свой меч на государя,
На короля, помазанного Богом,
Чей нежный возраст мог бы укротить
И каменное сердце василиска.Мария
О, это смерть жестокие слова
Вам, государь, тихонько подсказала!
Из милости, из состраданья к горю
Несчастнейшей из дочерей, которой
Уже и слез для плача не хватает,
Оставьте мне надежду в подаянье.
Когда б хоть тень, хоть призрак подозренья
В душе моей могли отца коснуться, —
Я первая б злодея осудила.
Но мне ли сердца близкого не знать,
Чей каждый стук я слышу и теперь,
Едва к земле в печали припаду?
Все помыслы его и все заботы,
Все радости его я с детства знала…
И он был зол? Когда я каждый волос,
И каждую седину в волосах,
И каждую морщину и примету
На лбу его могу пересчитать,
Закрыв глаза, на память, без ошибки?
Что я должна еще сказать? Быть может,
Улики ненависть изобрела, —
Ведь часто червь предательства и зла
Сверлит плоды и тайно корни гложет.
Быть может, он – лишь жертва клеветы,
Что подметает праведным дорогу,
Быть может, судьи были слишком строги
И не хотели видеть правоты.
Не вы ль ему все тайны доверяли
И вознесли на высшую ступень?Фома
И тем черней змеиная измена.
Закон и суд убийце предоставил
Все способы и средства к оправданью, —
И что ж? Вина сама себя сгубила.
Где голос тот, который произнес
Хоть звук один в защиту злодеянья?
Где голос тот, который громко скажет,
Что принц Филипп достоин милосердья?2-й горожанин
Смерть, смерть ему!